Поэтический дневник (часть девятнадцатая)
8 августа:
* * * а.с.
ты учил меня верности виртуальной - и не взаимной,
я ждала тебя год – лишь бы голос послушать и фразу
бесконечную, - вот
я нашла тебя - и не поймала.
только перышко злится в руке и разносит заразу
откровенья: пойми меня, женщине быть безразличной
не к лицу молодому, смеющемуся над другими,
чтобы мало-помалу осЫпаться, - и только имя
чуть встревожит в объятьях похожих
тебя,
но поймали с поличным
нас раздельно - и в жизни другой:
как тебе она, впору –
в коктебеле, пицунде, в каннах и на канарах?
ну а мне-то – на нарах твоих
с нацарапанной кличкой,
потому, что нет выхода мне
там, где ты просочился
на свободу из рук зачарованных,
мой конвоир.
* * *
а.с.
так была зачарована дружбой,
что ни помыслов о поцелуях,
ни намека на страсти мерцанье.
по фронтам я искала ушедших
и нашла то, что знать мне не нужно:
это дружба была, - почему я
только тенью бежала за нами.
это маски нацелены, дула
оказались наставлены ночью
и крошились
от эха
гОры,
и подслушанные разговоры,
мне подсказанные между прочим,
говорили, что жизнь – короче
и не впору случайной смерти.
9 августа:
* * *
а.с.
я так рада тебе безыскусно,
как ребенок, нашедший игрушку,
что мне стыдно на люди казаться.
загляни в глаза – что ты увидишь
там, за блеском и дымом экрана?
ты другую найдешь, может статься.
я еще совершенно не знаю
ни чечню эту (ей ни к чему я),
ни тебя, разумеется, - бог их
сторонится меня между вздохов,
как и всякую, у которой
щиколотки приоткрыты.
и щекотка
ему не мешает
наших слёз или криков.
* * *
не тревожь меня, не буди,
посмеюсь над тобой и пройду.
ах, какие мужчины зовут
и лелеят на расстоянье,
когда жизни совсем не осталось!
тогда точно всё впереди,
и судьбу меняешь на ту,
что сгребают лопатой в золу
там, где нет ничего между нами, -
и свобода
одна есть.
* * *
а всего-то внимания: приручили, не выгнали,
прикоснуться к тебе через узкое слово дозволено.
душу-дудочку вынули, отряхнули и не неволили,
потому что ей хочется петь, чтобы люди увидели,
что она хороша, и беспечна еще напоследок, -
вот и вечер уже. вот и зона моя. - ну-ка, следуй!
* * *
как любили бы слабую. обожали бы, - я говорила.
обжимали бы бабу, захлестывая на перила.
уважали бы женщину. даму бы околдовали
не духами, мехами, что полыхали на даме
запрокинутой в оторопь, - что с нее взять, кроме стона,
кроме стана летучего, змЕя ползучего, звона
половецких колец и тяжелого жаркого смеха?
потому что он предал, уехав до первого снега.
* * *
я стала думать, как бы мне не жить.
там так спокойно, ласково и тихо.
как прекратить томительную жуть
и стать опять светлей и легче пуха.
не к спеху мне, казалось, отлетать,
не завершила всё, что не докончить
и в малой части, но собакой гончей
устала я петлять: глухонемой -
хоть кАжется, что я иду домой.
* * * (просторечное).
всё лишь только перевернется:
под ногами засветится небо,
в головах притаится земля.
но придется дойти туда: нету
дорОги домой короче,
чем господние вензеля, -
выписывай под шафе,
раскачиваясь на шарфЕ.
* * *
и.ж.
я узнАю дом
по оторванному шиферу,
по загнутой жести
на водосточной трубе,
неприличным жестом
показывающей тебе,
что здесь вот и жили вы.
вот бы мне аутисткой быть,
не зависящей от общения
и той памяти, где нет прощения
березе:
ее вина,
что жива она, как четверть века назад,
неизлечимо
и какой-то мужчина тычется наугад
чем-то, как ножиком или щетиной,
и царапает имя.
там столовка была с винегретом и каберне,
подорожник пылил сквозь асфальт,
чтоб откашливалось тебе и мне
общей родиной, брат.
произнеси-ка в транскрипции
все эти тени и лица и
солнечных зайчиков пляс,
по которым я знаю,
что кто-то дома у нас.
* * *
а.с.
может быть, я сумею немного еще потянуть
за шнурок намыленный путь
между прошлым - и пришлым.
лишь бы ты улыбался сквозь стрОки чему-нибудь,
ну приди же
посмотреть в это зеркало над головой забубённой:
там плакал ребенок.
ну что стОит тебе успокоить, - он скоро
заснет,
ему просто приснилось,
что жив.
и на тот же мотив, сделай милость,
его подхватив -
отпусти этот гнет.
* * *
а.с.
что тебе рассказать, чтоб немного отвлечь от беды?
разделяют нас бездна, стремнина и стереотипы, -
отраженье воды в небе взорванном – и следы
этой женщины мутной, - как речка в ущелье, дикой.
так умеет она застудить и не расплескать
на рассвете кувшин, - по осколкам его ты найдешь
на своем языке, где не развязать пояска
и где не всадить нож, потому что такая тоска,
что туда не дойдешь до рассвета и до воды -
пока мы еще молоды.
10 августа:
* * *
1.
не привлекалась
на запах спермы
по той статье,
когда стой и не падай
на томительной высоте,
будто ты первый,
а проще сказать – на мед
пчёлы слетелись,
как будто ты
мертв,
а я – как в теле,
и наоборот.
2.
они
чуят
под собой не страну,
как женщину,
а чужбину:
кобыле легче, и я лучше скину
ребенка:
зачем ему будущее
удушающее?
но одну
оставьте песенку мне –
и воронку
песка.
3.
на панель сойти и упасть –
ниже некуда.
остается последний пазл –
и приехала
в ту же точку, откуда свет
начинается,
где была я, но нету, нет
нынче мальчика,
что вагону махал - помог
и светился.
перепутали числа, - бог,
это ты всё!
11 августа:
* * *
как ты, марина, справлялась?
со взрослой душой –
телом, таким молодым, непослушным, с ненужностью.
службу отбыть, - а кто свечку над нами держал -
вытянул душу всю.
эта дешевка – не жизнь, и встает на дыбы
строчка на платье, и автоматная очередь
пляшет транзитом, трассируя надолбы
против любви, - и не видно ее из-за прочерка
между рожденьем и гибелью невпопад.
вот я спросила тебя – ну чего дожидаться нам?..
недостижимый на небе качается брат,
птицы стократ повторяют земные овации, -
да и поклоны. под куполом вытертый пол,
выстукан лбами. но сутки-то как продержаться?!
аве марина, мир суетен, вечен и подл,
ты прибери меня, прибереги, не помилуй.
* * *
отбывая туда, где стихов
не бывает в прострации речи,
нет пространства и времени: вечен
этот перечень пустяков –
троеперстия птичьего, кАчки
у стены, чистых рук преступленья
мусульманского, или каторги
опаляющего каленья
вдоль по гангу, и по тверской –
по традиции воровской.
отбывая туда, где себя
не встречается в зеркале вод, -
ведьму юную ты оседлал,
и купала ведет хоровод
вверх по лысой горе, до луны
только пляски и стоны слышны -
голосит медитация секса.
бог простит и зевнет: это весь я
вышел вон. и оближет усы
от осЫпавшей звЕзды росы.
* * *
любовь проклятая пахнет левкоями,
а когда ее нет –
значит, вечным покоем, и
тень моя колышется на волне,
не совпадающей с твоим временем
и теченьем подводным: именем
тебя не назвать,
ведь неуловим
тот, кто был Им.
12 августа:
* * *
надо бы выбрать ангела.
пошутим с ним для начала
наяву было радости мало мне,
и ему – с неба звезд не хватало
тем более: за плечом
простоял всю жизнь, ни при чем,
от лермонтова - и до врубеля.
как бы тебя не убили бы...
хоть бы раз приголубили, -
но ты из облака вылеплен.
* * *
а. с.
не умирается! я пробовала – всё
почти. и босиком в росе,
и по веревке с облака спускаться.
клаустрофобия любви неисполнимой
мне говорит, что выхода нам нет
на сцену жизни, и в любом обличье
тебя приму я – за другого.
невиртуальна перекличка птичья,
но слова нет – и берега иного.
* * *
«На твой безумный мир
Ответ один – отказ». М.Цветаева.
соскребаешь высохшего ребенка с тела –
плоды любви были скользки, а как ты хотела?
а как мечтала, - вот подавись рыданьем
на молитве, ловитве, ты вся – с опозданьем,
и в мерцании взгляда, и убегающая по лунной дорожке –
дура, не промочи ножки, тебе никогда не отмыться,
тебе не достанется нашего счастья ни крошки,
мы – это люди, где от тебя двоится
на застолье. и швыряют кость тебе, как собаке, -
гостье
посреди драки.
* * *
каждый день мне кажется, что я больше не выдержу взгляда
пустого экрана, почтового ящика, окон,
отражающих то, чего мне видеть не надо,
и к чему весь мир так пунктуально подогнан,
а я всё не подохну никак
ни от разряда
затаенной страсти, ни от колкого «здрасьте» соседки,
поджавшей губы, или прохожего, рядом
в рай из ада спускающегося, как птица по ветке.
* * *
мне-то время зачем, когда его нет?
в искривленном пространстве
так и будем сюда возвращаться мы, иностранцы,
по наречию птичьему нас распознАют, к отчизне
прикрепят подорожной: со станции Смерть – и по жизни
до кольца допетлять, - но как щелкают шпалы, как рельсы
друг о дружку скрежещут, и в варежках вымокли руки!
заходи на чаек во времянку, погрейся: разлуки
избежать не дано - и последних звонков этих, если
так и мыслишь по-русски.
* * *
как бы сделать, чтоб не возвращаться.
попросить заступиться на небе?
в черном хлебе разгладится вмятина,
память вытрется, пообтешится.
погляди напоследок внимательно:
попадешь сюда, может статься,
так хоть будешь знать, где тут вешаться,
ведь не вежливо переспрашивать.
13 августа:
* * *
течение
меняет направление, разбиваясь воронкой,
пресекаясь лучом, раскалываясь сознаньем
того, что, скажем, пришла похоронка,
бегавшая раздельно за нами.
никогда ведь не знаешь, кто первый споткнется
об угол круга, замкнутое пространство,
и выйдет вон в считалке на солнце, -
ну, здравствуй,
вот мы и свиделись наконец без преград, теней или тел,
как ты не хотел, а я всё ждала на берегу,
что на бегу наконец окажусь не у дел, -
да нет вот пока, не могу.
* * *
«Бродяга остается - вне...». М.Цветаева.
ваши горькие тополя
забыли мой запах и свет,
не помнят дОма и для
не живут, поскольку их нет
вместе с нами, и снами
для воздушные замки
прошлого, знать не зная,
выворачивают наизнанку
веревку мыльную – душу,
выкручивают мне руки,
чтоб речь родную не слушать,
захлебываясь по-русски.
* * *
мужчина – это тот, кто не защитит,
кто променяет. о кого вытрешь ноги
после купанья,
забираясь в постель,
где любовь без названья
щит спины выставляет.
потом еще год мутит, -
и разглядываешь с пеленок его отраженье,
ужасаясь на поле сраженья.
мужчина – брошенный твой ребенок,
он плачет беззвучно и поступает по-своему,
пока ты ползешь за ним, отбивая колени, он, обновленный
с твоею подругой, обоих любить позволит
или нет, под настроенье и занятость, -
ты сама на такого позарилась,
опозорилась, чтобы корюшкой и огурцом
пропахнуть перед концом.
вот и пишешь, - изменить бы его дыхание,
точней, облегчить и продлить его,
спасая плохими стихами
(там, где не бывает третьего)
от кровопролития.
* * *
итак, подстричься. переменить палитру.
платье укоротить да и выйти нА люди,
так и шагать, точнее, ползти по миру,
чтобы не видели, а на деле бы - ненавидели
просто от скуки, вместо поллитры, - маленькой
даже назвали, - она и поверит: выжить бы!
выдержать натиск тоски, равнодушие ближних
и наплевательство дальних, покуда не вышибли
из рук всевышних.