КНИЖКА-УЧЕБНИК  О РАЗВИТИИ ДЕТСКОГО ТВОРЧЕСТВА
(сокращенный вариант)

Посвящается Асе Володимеровой и всем детям.

 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

 ВМЕСТО ВСТУПЛЕНИЯ.

У этой книжки странная участь. Впрочем, вполне обычная для своего времени. Рукопись, написанную всего за две недели, принимали, держали по году и возвращали издательства Детгиз в Ленинграде и Молодой Рабочий (кажется, было такое название)  в Москве, ее резали для ежегодников и в конце концов не печатали, она проделала две эмиграции вместе с автором, терялась и, кроме двух страниц, по частям находилась. По ней читались лекции в Петербургском Еврейском университете (сжатый курс) и Нью-Йоркском Колумбийском, на различных радиостанциях из нее кроилось около 200 передач (литературотерапия, психология творчества, повседневная работа с детьми). С помощью этой рукописи был проведен мастер-класс в открытом мной Институте литературы, журналистики и драмы в Израиле. Всего и не вспомнишь. Когда книжка была написана в первом своем варианте, то в России существовали ее замечательные предшественницы – книги Чуковского, Пантелеева, Глоцера (которому я тогда же послала рукопись на рецензию, просила совета), а также неопубликованная тогда рукопись моего учителя, поэта Лейкина (не так давно она вышла бумажным изданием и частично выложена в сети). Других аналогов известно не было, никто не занимался в печати проблемами детского литературного творчества. Но у меня к тому времени накопился свой небольшой опыт, хотелось им поделиться.

...Прошла дюжина лет. Если написалась эта книжка мгновенно, то вот сколько  пылился ее последний, слепой экземпляр. Как печатать его теперь? В виде строгих лекций, напичканных терминологией? Или как популярное издание для мам и бабушек? Как тексты передач, обращенных к израильским эмигрантам и специально для них переработанных (с примерами на иврите и других языках)? А может быть, как пособие по развитию детского творчества?

Я думаю, что вернее всего опубликовать эту книгу полосатой, как кошка. Пусть каждый найдет для себя по возможности то, что ему интересно, и выпустит лишнее. Только заранее я прошу читателя не удивляться неоднородности языка, не сердиться на стилевое несоответствие. В прежние времена не войти, попытка выглядела бы искусственно. А наши дети, как никто другой, чувствуют фальшь.

ГЛАВА 1.

НЕСВЯТОЕ СЕМЕЙСТВО.

Писать стихи и прозу, а тем более популярную литературу – занятия совсем разные. Вероятно, еще и поэтому я не отважилась на художественную прозу, а выбрала нечто среднее – художественно-литературоведческое.

Первая книга посвящена совсем маленьким детям – своим и чужим, которые, конечно, мне очень дороги, а некоторые из них по забывчивости называют меня мамой – потому, что у них ни мам, ни пап нет.

Эта книжка начиналась с расплывчатой мысли: известно, что все ребятишки легко придумывают стихи и сказки, но вскоре это проходит. Можно ли удержать склонность к сочинительству? Реально ли раньше приблизить детей к  литературному творчеству, чтобы ребята записывали первые стихи не со второго класса, как это обычно случается, а хотя бы с шести лет?

Когда моей дочери исполнилось 2 года 4 месяца, я отметила в блокноте, куда заносились ее изречения: «Продолжить “От двух до пяти”. Фантазия – и когда это уходит».

В то время я еще не читала знаменитой книги Корнея Чуковского; не слышала и о Нашей Маше Л. Пантелеева, и о книге В. Глоцера. Я просто пыталась сопоставить творчество старшеклассников и ‘игры моей дочки Аси, видящей в корке хлеба корабль, машину; разговаривающей с ними и доверяющей свои тайны. Носовой платок становился то простыней, то самолетом; оживали окружающие предметы.

Еще раньше, записывая первые высказывания дочки, я обратила внимание на то,  что во многих славянских и романских языках слова мама, папа, баба, дед, есть, спать и другие первые наши слова являются переводами с детского: ведь это международные звуки, издаваемые грудным ребенком. Особенно наглядным мне это показалось в испанском, португальском, иврите, английском. С этим явлением сталкивались и специалисты в области других языков, но, возможно, не все обратили на это внимание и тем более зафиксировали.

И тогда я стала пристальней наблюдать за детским словообразованием. Постепенно появилась мысль написать книгу – не чисто лингвистическую, а более популярную, творческую, живую. За эти годы подрос мой сын; я постоянно общалась с детьми, начиная с их четырехлетнего возраста, в одном из ленинградских детских домов. Ребята сочиняли рассказы и сказки, придумывали стихи, загадки, страшные истории и просто все время переговаривались между собой, и кое-что я записывала.

Одновременно работала в литературном объединении со старшеклассниками. Поэтому с самого начала книга разделилась на главы – о детях разного возраста.

Понадобилось сравнить нынешнее поколение с предыдущим – и появилась дополнительная глава.

Я намеренно опускаю филологические изыскания и термины, а также постараюсь не повторяться там, где это возможно. Книжка будет писаться и дополняться, а пока ее первым главным героем станет моя дочка Ася, которой сейчас четыре с половиной года (рукопись написана весной 1988-о года и намеренно не исправлялась постфактум). Запись высказываний и поступков Аси велась параллельно и дословно, дозвучно, так что я рассчитываю на определенную объективность. По мере взросления девочки записи прибавлялись. Стало возможным их рассмотреть тематически. Наши семейные обстоятельства за этот период менялись несколько раз, Ася вынужденно взрослела, вероятно, быстрей благополучных детей. Мне бы хотелось, чтобы она оказалась той Алисой, которая своими дорогами хоть ненадолго проведет читателей в ее собственную страну чудес.

Давайте познакомимся. Вот список действующих лиц, как это положено в пьесе. В этой семье всех называют по именам.

Ася (Алиса) – ленинградская девочка развития обыкновенного, ходит в детский сад. Саша маленький (Сашок) – ее младший брат, разница в возрасте – два с половиной года.

Оля – бабушка, Вадик – дедушка.

Где-то вдалеке подразумеваются бабушка и дедушка Саши – Аня и Марк, прежде дети виделись с ними.

У нас есть также прабабушка Аня. Вероятно, будут упоминаться другие родственники, но мы их почти не знаем.

Сережа – это Асин отец.

Саша большой – это отец Саш’ка и человек, какое-то время считавшийся в нашей семье Асиным папой.

Ляля – автор записок и по совместительству мама. Иногда, по настроению, - мама Ляля.

Таков небольшой список этой трагикомедии, а теперь позволю себе еще несколько слов, объясняющих специфику нашего образа жизни – впрочем, социальные различия мало влияют на словообразование в раннем детстве, следовательно, на примере Аси и Саши мы пока можем говорить о других детях. (Правильней по форме говорить о различиях микросоциальной среды, а по сути в контексте небольшой книжки трудно доказать, что влияние незначительное, - мне приходится в данном случае говорить общо; чтобы изучить различия досконально, нам нужно было бы более глубоко понять особенности детской психики представителей разных поколений и социальных сред. Предоставим это сделать тем, кто еще будет, хочется верить, работать над этой темой. Никуда не денешься и от конкретного биологического субстрата, но от буквализма я вынуждена отойти).

Итак, первый год я растила Асю одна. Когда ей исполнился год и месяц, наша семья увеличилась, и у Аси появился обожаемый ею папа (отчим). Вскоре родился Сашок, второй герой этой книжки. С папой в семью пришли и его родители, впрочем, они быстро исчезли вместе с Сашей большим, причинив первое детское-взрослое горе моим ребятам. Какое-то время мы жили одни, видя только Олю и Вадика,  а в четыре года Ася познакомилась со своим настоящим отцом. Не сумев разделить любви к двум мужчинам, Ася не приняла Сережу. Зато в доме все чаще стали бывать интересные  добрые люди – мои друзья, нередко – со своими детьми. Днем ребята посещали сад и ясли, я работала в детском доме и доме пионеров, вела кружки поэзии и прозы. Материал накапливался. Вот почему, не откладывая, я и решила систематизировать записи. Так родилась эта книга.

ГЛАВА 2.

ФИЗИОЛОГИЯ.

С чего начинается интерес к живому, к людям? Как зарождается творчество? Начну - в строгом хронологическом порядке - с истоков. Эти примеры мы потом развернем тематически, отдельно они могли бы восприниматься как детский юмор, но попробуем сначала поговорить о них серьезно, как полагается взрослым.

Любой ребенок с раннего возраста массу внимания уделяет физиологии. Когда годовалая Ася скучала со мной в заточении  на карельском хуторе, почти не видя людей, я рисовала ей близких, с которыми она играла точно так, как с живыми, называя по именам и пересчитывая, как бы кто не "ушел".

Известна рекомендация по обучению полуторагодовалого малыша чтению: дайте свою фотографию, написав на обороте "мама". Изображение, слово и человек сольются в его представлении.

Ася листает журнал мод.  Все темноволосые девушки для нее - мама Ляля: - Это Ляля, тоже Ляля, это тоже "девучка" Ляля, это тоже холодильник, тоже Ляля... (1 год 10 месяцев).

В данном случае мы могли бы говорить и о застреваемости.

Ася сажает куклу и аккуратно взгромождается ей на колени.

Кукла для нее - живая, ей можно причинить боль. Все размеры для полуторагодовалых детей - "резиновые". Ребенок надевает на себя куклину шапочку. Он пытается слизнуть ягоду, нарисованную на картинке. Дети еще живут в двух мирах - реальном и сказочном, свободней ориентируясь в царстве вымысла. Нужно удержать эту свободу: после раскрепостить ребенка будет сложней.

По телевидению танцуют дети. Ася подходит вплотную, говорит им: - Давай! давай! - приседает, приглашая танцевать и прыгать. Близкое и далекое сливаются в воображении ребенка. (1,10).

Ася научилась топать. Ей приходится слышать выражение "дождь идет". Ей также объяснили, что телевизор стоит на ножках. Ася отбегает, топает, спрашивает: - Топ-топ-топ? – приглашая играть телевизор, одушевленный для нее предмет.

Укладываю спать ее брата: - Саша, ножка спать хочет. (Реакция:

- А пальчик? (на ножке). (Саша, 1,10).

К двум годам у малышей просыпается интерес к телу. Они начинают сравнивать: мужчину - и женщину, людей - и животных, одушевленные предметы - и неодушевленные.

В два года ребенок замечает в глазах собеседника собственное отражение, может даже определить, на кого оно похоже (например, на папу). Малыш констатирует: - А там тетя.

Или: - Папа на глазике. (2,1).

Он хочет передать нам некое сообщение, но как это сделать?

- Нос идет, нос идет! (то есть пошла кровь из носа). (А, 2,4).

Можно говорить и о том, что это было так вычленено из громоздкого предложения (и так воспроизведено).

Указательный палец по ассоциации называет "наказательный" - им предупреждают и корят. (Л.Пантелеев отмечал: "Указательный палец называет показательный, ведь им показывают"). (Наша Маша. Л., 1976,с.9)).

Ася падает с велосипеда: - У меня попка свалилась! (2,4).

Качаю Асю на качелях, жалуюсь: - У меня ручка устала.

(Находчивый ребенок отвечает: - А давай ручку покатаем!)

У Аси не получается надеть трусы. - Оля, она не дает мне ногу, - девочка жалуется на себя бабушке. (2,8).

И попка,  и ручка в этом случае живут самостоятельно, они - независимые существа. В представлении малыша они могут слушаться или выходить из повиновения.

Вот случайно подслушанный телефонный разговор (на другом конце провода - воображаемый собеседник). Ася "звонит" дедушке: - Адя? Ася говорит. Да. Да. Что-то плохо тебя слышно, Адя! Ну.

Да. Что? Ну ладно, я потом позвоню. (Продолжение такое: - Аденька, ты устал? Я читаю, здесь написано (в книжке). Что делать?! Шляпы нет?) (2,4).

Ребенку хочется больше знать о чувствах и ощущениях. Появляется развязность - ради самоутверждения. Ася прыгает мне на живот: - Как чувствуешь? Чебуренка моя! (2,4).

Лесть – это тоже детская хитрость, о которой у нас еще пойдет речь. Ребенок понимает, что может быть наказан за свою дерзость, и защищается – заранее, на всякий случай.

Берет в руки мой крем для лица: - Этот крем пахнет Лялей. (2,4).

Жду рождения сына, Саш’ка. Асю спрашивают:

-                               Это кто?

А: - Мама Ляля (показывая на огромный живот).

-                               Это живот, а не Ляля! А где Ляля?

А: - А где Ляля? Ляля под жи’вотом! (2,4).

Малыш по инерции повторяет за взрослым слово или фразу, когда он в растерянности и не может дать ответ сразу. В данном случае реакция Аси ясно показывает, что предметы живут отдельно, и хотя все неустойчиво, крохотный детский мир непоколебим, от него и ведутся отсчеты. Как только ребенок восстановит необходимое равновесие, он успокоится.

Постепенно начинает работать абстрактное мышление ребенка. Но я приведу пример обратный – конкретики (трогать – значит «руками», а носиком – как бы и не трогать).

Бабушка включает приемник, говорит: - Не трогай, пожалуйста.

(И видит, что Ася прислоняется к нему носом...) Тут же звучит оправдание: - Ася носиком трогает... (2,4).

Маленьким хитростям в книжке посвящена глава. Нередко хитрости - то же творчество или его предпосылки. Вынужденная игра. Понятно, что поведение героев книжки поэтапно полностью совпадает с поведением сверстников нескольких поколений (параллель объясняется).

Малыш растет. К 2,5 слышим: - Я себя уронила. - Я себя подняла. - Зайка уронил себя.

Или: - А где тень на пальчике? Уронила тень.

По телевидению показывают кошку. - Отойди, Асенька! (В ином возрасте - реакция прежняя. - Ребенок подходит вплотную: - Нет, я хочу киску поцеловать. (2,5).

Кошка сгибает лапку и моется: Ася: - Она умеет хлопать в ладоши. (2,5).

- Будильник чешется! У него ножки тоненькие, они чешутся. Нужно погладить ножки! - гладит. (У девочки аллергия, и она переносит свои ощущения на другие, одушевленные для нее предметы). (2,5).

Неприятная сцена в Ленинграде, в метро. Увидев негра, Ася кричит на весь вагон: - У, какой немытый мужчина, не хочу на него смотреть! (2,5).

Там, где у взрослого - литературный прием, метафора, у ребенка - ее естественный предшественник, реализация метафоры, и как следствие - возможность предметной самоидентификации.

У Аси есть любимая лошадка, девочка непрочь иметь вторую такую. Ася знает, что скоро родится ее брат. Она слушает мамин живот и мечтательно произносит: - Там мальчик и конь! (2,5).

Слушает ухом бабушкин живот. - Что ты там слышишь? (Отвечает: - Мамочку...) (2,8).

Таковы первые познания о преемственности, о продолжении рода. Здесь царит веселая путаница, времена и понятия смещены, малыш с легкостью производит одушевленные предметы от неодушевленных; старших от маленьких, и наоборот. Асе очень хочется стать снова маленькой, чтобы ее носили на руках, как младшего брата. Она даже в мыслях не допускает, что этого может не произойти: - Когда Ася вырастет маленькая, она будет у Оли на ручках. (2,11).

Или так: Оля говорит, что (большой мужчина) Саша умеет играть на гитаре.

- Маленький? – доверчиво спрашивает Ася о брате, родившемся на днях. (2,8).

Оля пьет кофе с коньяком. А.: - Олечка, я хочу вот это (коньяк). О.: - Нет, маленькие коньяк не пьют. Вырастешь - будешь пить. (Пауза продолжается минуты две). А.: - Олечка, я уже выросла... (2,7).

Ребенок пытается подчинить себе время. Он по-своему свободно ориентируется и в нем, и в пространстве (а на самом деле вовсе не ориентируется, потому и вольничает, подменяя действительное желаемым).

Я выпускаю многие банные откровения, они хорошо знакомы родителям. Вот только несколько примеров (2,8).

А: - Это что такое?

-                      Это грудка.

А: - Я тоже такую хочу. (Скользит взглядом ниже). А это что у тебя на попе?

Про игрушку – с сочувствием: - У Зайки пупка нету. Вырастет, и так и не будет пупка.

Провела пальцем по Олиной руке. – У тебя что – усы? (волоски на коже).

-                      Киска сядет на качели попкой. У нее есть попка?

Асе говорят: - Если я сейчас не схожу в уборную, то напущу лужу.

Проходит пять минут, беседа возобновляется. Ася: - Ты лужу напустила?

Ребенок потешно реагирует на физиологию.

В 2 года 11 месяцев мало что изменилось.

- У меня кругом все завертелось головой, - говорит Ася, смотря вверх ногами.

Несколько раньше детей начинает интересовать примерная физиология зверей и предметов (как мы убедились, одушевленных). Проявляется антропоморфизм. В 2 года 8 месяцев сыпятся первые вопросы такого типа: - А крокодил как говорит?

(С позиций антропоморфизма ясно, что крокодил должен разговаривать, как мама или ребенок).

Кое о чем ребенок догадывается сам: - Велосипед хочет кушать, но нету ротика - нельзя. (А, 2,8).

Малыш растет. В начале четвертого года слышим провокационный вопрос: - Папа, ты хочешь стать дедом?

И затем: - А когда я буду мужчиной?

(Есть и неаппетитная серия вопросов, подобных следующему:

- Как зовут пи-пи? - Моча. - А как фамилия мочи? - А, 3,1).

Из той же серии: Ася завидует простуженному брату. – Какие мыльные "пузури" Саня носом пускает!..

Или: - У меня не тошнит голова.

Раз голова "не тошнит", можно попробовать попросить сигарету.

Дедушка: - Женщины не курят, - видишь, мама не курит? (Ася – с надеждой: - А когда ты будешь женщиной?..) (А, 3,1).-

Справедливость должна быть восстановлена.

Дети не поспевают за собственными вопросами. Любознательность совмещается с жестокостью. Поражает детский цинизм.

Помню потрясение, когда моя любимая большая кукла Бим-Бом сломалась, у нее выпали глаза на стол, и обнажились пустые глазницы. Долгие годы я боялась брать кукол в руки. До сих пор отчетливо представляю голубые кукольные белки, почему-то чувственно-натуральный рот, из которого вытекает залитое мной же лекарство, чай или суп.

Давайте по возможности щадить нервную систему наших детей – и опять же по возможности разумно.

Мы не должны заострять внимание детей на натурализме, предлагать съесть пирожное-утку или булочку-зайца. Не стоит позволять за столом разглагольствовать о частях тела поедаемой рыбки, о способностях бывшей "курочки" летать и питаться, - той самой "птички", про которую ребенку рассказывают сказки, читают стихи, которую он рисует или заводит ключиком. Никогда не предугадать, как это открытие повлияет на малыша, и что в действительности подготовит его к будущим ударам. Пристальное же внимание к процессу перевоплощения, трансформации сделает ребенка жестоким и равнодушным. Не лучше, если оно заставит испытать детское горе, которое ничуть не слабей взрослого, только быстрей забывается. (Л.Пантелеев писал о своей дочери Маше, когда ей было 2 года 4 месяца: "В этом возрасте горевать не умеют. Впрочем, кто знает..."). ((с.53)).

Детское горе беззащитно и неотразимо, ребенок пытается, но не умеет бороться; писатель не зря сомневался. Если заострить внимание малыша на идентичности, появится нервозность; от столкновения со взрослой жестокостью произойдет резкое повзросление. (Мы можем говорить о психологической защите методом отчуждения).

Впрочем, не всегда ребенок отождествляет рыбку - и рыбку. Так в 3 года 5 месяцев, уплетая шпроты, Ася спокойно спрашивала, облизывая остов: - А где ее головка? А хвостик? Она в озере плавала?..

Своеобразно представление детей о росте и величине. Ася говорила о брате: - Сашуня меньше, а я больше. Поэтому ты его меньше любишь, а меня больше, да?

Вот пример попытки объективизации, выявления абстрактно-логической связи, личностно замотивированной.

Неаппетитная серия продолжается и в этом возрасте. Ребенок пытается сопоставлять, зачастую мысля аналогиями, стереотипами. Отсюда рождается фраза: - Пи-пи в попу ушло на работу, оно там работало, а потом ушло в горшок.

Или - помягче: - У меня в животе кто-то сказал: ку-ку! (А, 3,6).

В 3 года 5 месяцев та же Ася на вопрос "Сколько лет твоей маме?" ответит, как понимает:

- Много-много.

И через четыре месяца она - вместе со сверстниками - продолжает эту цепочку. Л: - Ася, у тебя глазки молодые, а у меня нет. Сегодня мой день рождения, мне лет много. А.: - У меня в день рождения тоже будут плохие глазки?

И спросит: - А когда мама была бабушкой?

Физиологические открытия играют большую роль в развитии ребенка. Девочка видела живот беременной, но вряд ли пока представляет, что мамами могут быть только женщины. Вот характерное полу-заблуждение в этом возрасте.

Ася скажет о себе и брате: - Мы играем в папу и маму.

Оля: - А дети у вас есть?

А: - Нету, у нас пока в животике дети.

Малыш учится делать первые выводы; все его представления по-прежнему организуются с помощью противопоставления и отождествления.

Оля мажет Асе лицо от аллергии, Ася дует: - Я свое лицо не достаю губами. (3,9).

- Нужно, чтоб было в носе насморк, а у меня во рте насморк. (3,11).

Ребенок стремится к равновесию. В 4 года те же вопросы он ставит несколько иначе, например: - Меня тогда еще не было? (- Да.) - А с кем я не была?

Все чаще он заявляет заученно: - Девочки - слабый пол, а мужчины - мужской пол.

Но нас по-прежнему ждут и неожиданности:

- Знаешь, какой это крем – черный, специально для негров.

Некоторые открытия дети продолжают делать самостоятельно:

- Лупу нельзя брать, потому что от нее грязные ногти получаются...

Большинство высказываний повторяются, почти не варьируясь. Все приводимые сентенции общеизвестны и безусловно распространены в среде ровесников.

- Колешко, а это - рукешко (то есть локоть). (А, 4 года).

- Я когда буду школьницей, испорчу глазки - буду очки носить.

(А, 4,5).

- Карандашики с ногтями, как у меня. (А, 4,5). (Какой это точный образ!)

- Камни из лужи воду пьют (неодушевленный предмет "оживает").

(А, 4,5).

Вопросы о животных основаны на чистой ассоциации, - вопросы по сходству. - А у зверей бывает день рождения?..

Маленький брат все время кусает Асю. В доме творчества ее предупреждают: - Здесь есть кусачая собачка Шарик. (Ася реагирует: - Кусачий Шарик и кусачий Сашуня...) (4 года).

Ася смотрит на портрет Глеба Горбовского в его книжке; она знает, что сегодня у поэта болит зуб. - А у него здесь зуб болит? (то есть на фотографии, сделанной тому назад лет десять). (4,1).

В доме творчества, о котором я рассказываю в отдельной книге, на сосновом стволе получился сам собой снежный человек; Ася сочиняет о нем сказку: - У человечка есть собачка, он ее любит и все время подбрасывает в небо, под облака.

Неожиданное с нашей точки зрения представление о приятных (?) ощущениях! Ребенок еще не в состоянии чувствовать за другого. В данном случае Ася не ставит себя на место этой собачки, а фантазирует - довольно абстрактно (при конкретных объектах и действиях).

Мы следили хронологически за развитием детских представлений о физиологии и человеке. Здесь, вероятно, будет уместно сравнить представления ребенка одного поколения с умозаключениями малыша поколения предыдущего, но той же социальной среды. Вот эти высказывания, еще более конспективные.

1.                    Ребенок замечает в глазах собеседника свое отражение; может сказать, на кого похоже:

-                      А там тетя.

-                      Папа на глазике.

2.                    Слышит, как пукают:

-               Попа ворчит. (Л, 2,1).

3.                    Л. кормит куклу Бим-Бома. Прибегает к своей матери Оле:

-                      Бим-Бом съел ложку! (ложка проломила кукле рот и провалилась кнутрь).

4.                    – Голубю мама разрешает ходить по лужам?

5.                    – У собак нет рук?

Вопросы об одиночестве:

6.                    – А где у собаков мама и Катя? (это имя знакомой; интересно, что похожие вопросы приводит в своей книге Л. Пантелеев. Маша и Ляля – почти сверстницы, обе принадлежат поколению начала 60-х годов).

В пять лет.

По радио поют. – На чем они поют? (Оля начинает петь для наглядности). – Что, рот раскрывают и поют?

В шесть лет.

-                      У тебя начинают цвести волосы.

-                      ???

-                      А как это так черные превращаются в белые?

Вопросы, касающиеся проблем человека, - это лишь блик неудовлетворенного детского любопытства и любознательности. Обратим внимание не только на интересующие малыша вопросы, но и на его собственное поведение, чтобы лучше представить ребенка этого возраста – примерно с года до пяти-шести лет: эти вопросы мало что говорят педагогу в отрыве от поведения, поэтому так важно проследить в период от года до шести проявления маленьких хитростей. Поведение определяет игра, но хитрость – это еще и способ защиты, к которому прибегают все дети.

ГЛАВА 3.

МАЛЕНЬКИЕ ХИТРОСТИ.

Малыш, которому еще нет и двух лет, начинает хитрить. И к этому его вынуждаем мы, взрослые. Сначала это проявляется довольно примитивно – например, так:

-                      Маму любишь?

-                      Лю’бу.

-                      Папу любишь?

-                      Лю’бу.

-                      Бабу любишь?

Ребенку надоедает отвечать все время одно и то же, он морщит лобик и произносит:

-                      ‘Тозе. (Л, 1,8).

Таким образом маленький человек, развиваясь, ищет и находит выход в борьбе. При этом он, конечно, копирует взрослых. Если его ругает мама, малыш не выдерживает:

-                      Сколько можно говорить (то есть говорить одно и то же). (Л, 1,10).

Если ему не хочется, чтобы над душой стояли с ложкой, то он, например, вспоминает, что мама перед этим убирала в комнате, и неловко просит:

-                      Мама! Иди, пожалуйста, вытирай пол... (Л, 2,1).

Писатель Пантелеев, рассказывая о дочери, приводит в своей книге такую детскую хитрость. Мама, укладывая спать двухгодовалую Машу, объясняет: « - Маленькие дети должны спать в маленьких кроватках.

-                      Маша большая, - отвечаешь ты.

-                      Большая? А разве большие дети когда-нибудь пи-пи в штанишки делают?

-                      Маша маленькая, - говоришь ты, и выясняется, что наша дочь за словом в карман не лезет».  с.47-48).

Хитрить по-взрослому ребенок еще не научился, поэтому все его уловки так потешны и непритязательны, и чаще всего они касаются самых обычных вещей – еды и сна. Но малыш уже пытается хитрить и с самим собой, - в этом также проявляется его самовоспитание.

Ася проснулась ночью: - Не хочу спать...

И тут же уговаривает себя: - Хочу спать, хочу спать... (2,1).

Бывают и грустные хитрости, вызванные неосторожным поведением взрослого. Собираемся с папой в ясли, папа говорит:

-                      Если ты не будешь слушаться, я возьму в яслях другого ребенка – послушного.

Л: - Папа, пойдем в другое место, где нет ребят... (2,3).

Малыш, конечно, не подозревает, что мы разгадываем его хитрость, он ею защищается и наверняка растерялся бы, если б его разоблачили прилюдно и лишили этого оружия. Поэтому его лукавые советы всегда искренни.

Ася на улице всю дорогу несет тяжелого зайку.

-                      Ася, дай я понесу зайку.

-                      Зайка не устал, это Ася устала! (2,4).

Подобные уловки могут возникать подсознательно, ребенок не всегда отдает себе в них отчет.

На столе изюм для гостей. Алиса незаметно его таскает в рот.

Саша большой: - Ася, нельзя!

А: – А давай пополам: половину тебе, половину – мне!

Так возникает сговор... (2,5).

А вот хитрость умышленная, глубоко прочувствованная. Ася не хочет убирать посуду.

Оля: - Ты же хорошая девочка!

А: - Нет, я дрянь. (2,8).

Интересно, что неискренность взрослого вызывает ответную резкость, крайность. Ребенок вынужден защищаться ожесточенно: ведь он слабей.

Ася намочила во сне простынку. Ругаю: - Ты так плохо поступила, так плохо.

А: - Так плохо сделала – слышать не хочу! (2,10).

Вот мы и вернулись к высказыванию годовалого малыша: - Сколько можно говорить! – и увидели, как медленно совершенствуются хитрости, если их применение не вызвано острой необходимостью отразить удар. Ребенок воспитывает сам себя.

У более старшего хитрость и фантазия взаимосвязаны, хитрость может быть для ребенка формой творчества, в то время как малыши часто ограничиваются простым подражанием взрослым.

Ася не хочет есть:

-                      Ляля, капуста плачет: я не хочу быть в супе! (3 года).

Девочка обороняется сказкой.

Вот еще один пример находчивости. В три года пять месяцев замечаем: Ася часто слышит, что она приехала на дачу пить молоко и дышать. Она развивает за ужином эту тему:

-                      ... А потом – шоколадину. Мы сюда зачем приехали? Гулять, дышать, пить молоко с шоколадой. (3,5).

Шоколада – какой сладкий, внушительный образ! Ребенок мечтает хотя бы увидеть огромный кусок шоколада, и мечта эта усугубляется своей недостижимостью: Ася знает, что у нее диатез, и ей позволят отломить только дольку.

Спать ужасно не хочется. Ася говорит:

-                      Я пошла спать (пауза). А сама буду игра-ать! (3,9).

Высказанная хитрость, подобная этой, даже если она неосуществима, наверняка успокоит ребенка и поднимет ему настроение. Это самая настоящая психологическая, и безусловно подсознательная защита – от неизбежности подчинения взрослым.

Еще пример находчивости, не требующий комментариев:

А: - Я просто показала, как я умею в штанишки делать, - чтоб ты знала. (3, 11).

В этом случае малыш не обманывает себя надеждой, будто ему поверят, и все же идет на хитрость...

К четырем годам детская тактика становится изощренней, богаче.

Дома ведется борьба за эстетику, но так хочется поговорить о запретном!

-                      Мама, ты любишь червяков?

-                      Нет.

-                      А бабочек?

-                      Да.

(Ехидно): - А у бабочки внутри червяк... (Л, 4 года).

Какая работа мысли!

Прежде чем обратиться к двум основным темам нашего разговора – детскому словообразованию и детскому литературному творчеству – хотелось бы затронуть еще одну небольшую, но важную для понимания психологии малыша тему, условно названную здесь Земля и небо. Ни один ребенок ее не минул. И в интересе к ней кроется, возможно, зарождение детской фантазии – так же, как она сама является порождением этой фантазии.

ГЛАВА 4.

ЗЕМЛЯ И НЕБО.

Попробуем вспомнить, как развивается восприятие внешних воздействий у ребенка, в частности, как видит он самое яркое - свет; чем представляются ему светила - небесные и земные. Рассмотрим максимально кратко и то, как меняется с течением времени восприятие малышом удаленных предметов.

Владение проецированием детали на воображение читателя-слушателя позволяет также определить достаточно точно уже к трем годам, каковы мышление ребенка и пути его дальнейшего развития, склонен ли он к гуманитарным наукам или техническим. Камертоном являются своеобразные тесты, опробованные, как мы увидим дальше, в 80-х годах на сотнях детдомовских малышей, - тесты, представляющие собой набор специально подобранных игр-упражнений: продолжи сказку (первые фразы заданы), расскажи об абстрактном и конкретном изображениях, назови, что на что похоже, и так далее. Это знание поможет и нам отстраниться от текста и увидеть его подробней.

Но не будем забегать вперед. Ограничившись преамбулой, вернемся к разговору о самых маленьких.

Итак, отношения ребенка с небесными светилами требуют появления специальной главы. Вот как меняется восприятие малышом удаленных предметов с течением времени:

1. Все дети к полутора годам так или иначе называют и путают луну с лампой, иначе им не представить источник света.

2. Та же маленькая героиня книжки о детском творчестве Ася показывает в окно: - Солна, солна! (Помолчав, добавляет: - И Атя - солна.) Проявляется фонетическая память: девочку часто называют солнышком.

3. Ребенок показывает на лампу, называет ее, затем указывает на солнце за окном, давая понять взрослым, что оно тоже - лампа. (А, 1,8).

4. Ложась спать днем и мучаясь оттого, что за окном светло, Ася просит: - Оля, погаси свет! (2,2). Корней Иванович Чуковский приводит сходное пожелание крымского мальчика: - Мамочка, потуши солнце.

Солнце фактически приравнено к лампе и является обиходным предметом.

5. На юге пошли гулять к морю. Увидела серп луны: - Солнышко порвалось. (Л, 2,3).

6. По дороге в Чесменский музей Ася увидела луну, приглашает: - Луна, пойдем в церковь!

7. Некоторое время луны не было видно за домом, потом она появилась. - Луна прилетела! (2,4).

Образ жизни луны и солнца независим. Впервые замеченные месяц и звезды привлекают детей скорей эстетически, что само по себе важно. На лице малыша - наслаждение.

8. О: - Видишь, солнышко уходит? (А.: - Солнышка нет, небо только есть.) (2,5). Т.е. солнце уже почти закатилось.

9. Тем не менее, через 3 месяца Ася спросила, что же такое "солнышко уходит".

10. - А кто луну на небо посадил? (Л, 3,2).

11. Засыпая: - Посмотри, там луна! Ей тоже спать пора, да? (А, 3,5).

12. В этом же возрасте Ася прибегает с криком: - Я бросила ложку в небо. (Иду искать на улицу, не нахожу, возвращаюсь и объясняю). Девочка спрашивает доверчиво и удивленно: - А ты полетала на небе?

Ребенок учится соразмерять расстояние и собственные возможности. В то же время он знает, что взрослому доступно больше, почти все, - возможно, мама и впрямь с небом на "ты"?

Но самые интересные суждения о светилах и светильниках следуют в 4 года.

13. Ася сказала, что, засыпая, мы видим солнце. (4,4).

Проследив за собой, убедимся, что сну предшествует вспышка света. И это традиционно считается областью взрослых открытий.

14. - Как дома и небо отражаются в луже, как будто мы ходим по небу! (А, 4,5). "Как будто" разграничило реальность и сказку, ребенок выбрал мечту.

15. Оля - с сожалением: - Солнышко ушло.

А: - Ну и что, нам и вдвоем хорошо.

Предположим, что малыш замечает светила к году; к четырем годам он может использовать термины, но живут они в сказке: ребенку кажется, что ему непременно удастся побывать на небе, потрогать луну; он объясняет природу солнца по сходству, и солнце превращается в доступный предмет или птицу, связующую землю и небо. Солнышко рвется, луна летает. Закрадывается сомнение: где у солнышка ножки? Но малышу столь дорог этот зыбкий и в то же время яркий образ, что он гонит сомнения. И наконец, когда побеждает реальность, ребенок играет с отражением в луже, почти довольствуясь им: хотя бы тень неба, зато близко. Луна и солнце - еще "живые" предметы, и когда солнце прячется - это прячется и прощается Друг. Не зря в сказках небесные светила называются с большой буквы, как имена героев.

Спрашивая, кто посадил луну на небо, малыш задумывается в безветренный день: - Мама, а куда ветер девается? (Л, 2,3).

Ветер можно и попросить, существует избранность: - Ветер, не дуй, не дуй на маму. (Л, 2,3).

Живое и небо; вот его заволокло дымом, и Ася говорит: - Небо улетело! (2,3).

Но раз одушевлены небесные светила, может быть, живая и лампочка? Ася вечером скажет Оле: - Лампочка на меня смотрит. (2,4; 2,8). Из лампочки бьет прямо в глаза яркий свет. Так похоже на солнце! Динамика подобных представлений в индивидуальном сознании точно повторяет эволюцию космогонических идей человечества, в т.ч. и сходство мотивов.

Вот цепочка ассоциаций (без ассоциативного мышления обеднено творчество), Ася выстраивает ряд, глядя на блестящее блюдце: - Льдинка... Солнышко... ("догадалась", радуется:) Лампочка! (2,8).

"Ассоциативное кольцо", о котором мы будем говорить во второй книжке, одна из любимых поэтических игр взрослых учеников В.А.Лейкина, развивающая также логическое мышление.

Ребенок продолжает изучать предметы. Ася пытается зажечь в машине свет, не получилось. Ищет лампу в другом месте. Догадывается, что светить может фара: - Лампочка - на колесе? (2,8).

Весьма плодотворна в этом возрасте самолетная тема. Предположим, малыш не видел самолета вблизи, но должен как-то объяснить для себя это "явление". - Рождается мини-сказка.

Трехлетней Алисе говорим, что самолет улетел в другой город. Ребенок радостно подхватывает: - Домой. У него там маленькие самолеточки.

Не напоминает ли это антропоморфический атавизм?

В четыре года Ася видит в машине "дворники", ей самой тоже хочется все "мочь". - Я могу взять щеточку и снять туман. (Ребенок подсказывает вариант игры: ты всем управляешь).

Отношения к небесным светилам потому так любопытны, что долгое время не дают детям покоя: малыш начинает нервничать, если его лишают привычных предметов - перекрашивают стены в комнате, меняют кроватку, уносят любимого мишку. Больше всего, вероятно, детьми ценится постоянство. Но как объяснить солнце и небо, если они не даются в руки, неожиданно меняют окраску и форму, а иногда "исчезают"? Потому-то маленький человек так много о них говорит - фантазирует и размышляет. И происходит это почти одинаково у разных детей по крайней мере нескольких поколений. Наша дремучая атавистическая тяга к стереотипам, стабильности и в последующие годы жизни заставляет нас втискивать многообразие и неоднозначность мира в убогую прокрустову кроватку обыденного осознания (та простота, что хуже воровства, и которую мы наблюдаем с детства).

Заканчивая эту главу, я хочу призвать родителей быть внимательными к своим детям, к их поступкам, словам. В этом возрасте у ребенка чаще всего еще не нарушена тесная связь с матерью. Не потому ли, что и моя дочь Ася еще не далеко ушла от меня и недавно была мной самой, нас связывают общие переживания? До сих пор это происходит у моей мамы и, вероятно, ваших собственных мам,  когда дело касается чего-то серьезного в нашей жизни.

Если температура у Аси, она мгновенно повышается у меня; вслед за ней я тут же кашляю; передается любое отклонение. У нас болят зубы и портится настроение в строгой последовательности. С самого начала ее жизни я высаживала ее в нужный момент на горшок, когда - вот-вот. Но я всегда успевала, потому что бежала заранее. Всегда чувствую, что она падает или сейчас упадет. Так же знаю, что она проснулась (проснется)... Эту близость нужно максимально использовать, чтобы лучше понять малыша. Знание и понимание нам еще очень понадобятся.

ГЛАВА 5.

СЛОВООБРАЗОВАНИЕ.

Обращали ли вы внимание на то, что во многих славянских и романских, например, языках слова мама, папа, баба, дед, есть, спать и другие первые наши слова являются переводом с детского? Ведь самые распространенные из них - это международные звуки, издаваемые грудным ребенком. Особенно наглядным мне показалось это в испанском, португальском, английском... В иврите, например, также идут двусложные рифмованные - аба, савта или просто двусложные – например, има – мама. Все эти слова как бы специально созданы для легкого запоминания. Буквы дублируются: в иврите, который особенно важен для нас как древний язык, - дода или повторяются – бааль. Эту своеобразную игру звуков интересно использовать при обучении ребенка любым языкам.

Попробуем проследить за словообразованием, начиная с годовалого возраста малыша. Постараемся по возможности обойти все, уже подмеченное и сказанное К. Чуковским. Нас не будет интересовать здесь словообразование само по себе, в отрыве от детского воображения. В данном случае оно рассматривается только для облегчения понимания природы детского литературного творчества и развития фантазии, поэтому иногда высказывания будут приводиться в конспективной форме, а  пояснения к ним опущены.

На втором году жизни малыш пользуется необъяснимыми словами, которые могут оставаться в его лексиконе долгие месяцы. Но это вовсе не абсурд, так как ребенок произносит слова, вкладывая в них определенное значение: например, Ася называла гребенку, волосы и действие причесывать одним словом - лю’ко, в то же время четко произнося заце’пи, если гребенка застревала или пряталась в волосах. Может быть, гребешок лежал далеко, отсюда и родилось люко?.. Но мы знали также, что люка – это определенно телефон, а не что-либо другое.

Полуторагодовалые дети любят и используют в основном повелительное наклонение. Ася требует: - ‘Эми! (что означает вымой меня); - Кор’ми! (1,6 - 1,8). Причем произносит это просительным голосом.

В повелительном наклонении большинство ребятишек употребляют глагол спой как спей, и держится эта ошибка иногда до пяти-шести лет. Л. Пантелеев замечает, что его Маша говорит спей (с. 55); спей говорят многие шестилетние детдомовские ребята. Правда, старшие дети обычно коверкают слово по забывчивости или перебивая друг друга – дополняя, например, рассказ товарища, сочиняющего необыкновенную историю.

В 1 год 9-10 месяцев еще встречается удвоение по принципу ма-ма, ба-ба и т.д. Корабль малыш назовет калебо’бо (с удвоением слога), существует масса подобных примеров.

Ребенок все больше использует в своей речи ласкательные суффиксы, что само по себе является ярким примером подражания взрослым, говорящим с детьми на уменьшительном языке.

-                      Ася, ты Асик.

Алиса немедленно вторила: - Лялик, Олик, Сашик, Вадик, ‘мамак.

Точно так же самостоятельно заговорил в этом возрасте ее младший брат, склоняя всех – людей и животных – на один «ласкательный» лад.

Детям года 10 месяцев свойственен французский прононс: не хон горшок – обозначает не хочу на горшок или не хочу брать горшок в руки, - таким образом этот глагол произносили в разное время Ася и Саша. Прононс проходит не сразу, мы еще вспомним подобные примеры.

Такое произношение связано с упрощением слова – и с тем, что малыш ловит на слух ударный слог либо слог, вызывающий у него определенную ассоциацию:

Ка’кась – пипифакс

Спа’си – спасибо

Па’пайя (по’пать) – пить.

Папайя в данном случае, конечно, не связана с одноименным соком, - ребенок его не пил. Это случайное совпадение. (С, 1,10).

Алиса Володимерова живет в Ленинграде звучит как Алиса Ам’ди в Ин’га. (1,10). Фраза упрощена и слова сокращаются.

Дети выделяют самое существенное, фонетически яркое, отражается это и в произнесении слов, причем впоследствии способность видеть главное иногда утрачивается. Можно это обозначить и так: малыши выделяют несущественное с семантической точки зрения, зато острое в звуковом выражении.

Ин’га – это и виноград у Аси.

Володимерова Ася - Ася Ам’ди, Амди Ася!

В то же время детям доступно уже произнести слово целиком, заменяя непроизносимые буквы легкими:

ака’батик – халатик (С, 1,10), и т.д.

Очень интересен зеркальный эффект, когда ребенок переворачивает слово почти целиком: конь – нок (С, 1,10).

Если есть необходимость, то малыш быстро запоминает новое слово. Например, однажды я дала Асе булку без масла, она тут же потребовала:

-                      ‘Малса, малса!

До этого, как в известном анекдоте, надобности не было (иллюстрация к понятию мотива поведения). То же самое повторилось с Сашком.

Асю я часто качала на качелях, и она долго путала слова всё и еще, называя почти одинаково - у’то. Думаю, для нее катание не было любимым развлечением, так как позднее она боялась каруселей и луна-парка. Для Сашка качели были приятным времяпровождением, он чуть не в год четко усвоил еще.

Ребята очаровательно произносят слово не хочу. В 1 год 10 месяцев Ася и Саша говорили:

-                      Не хаху, не канько, не кань’ку, не хань’ку, хочу (имея в виду обратное).

Сашок раздраженно кричал: - Не хчу!

В более спокойном состоянии звучало:

-                      Не ха’ту. Не ха’ку, ха’ку, не ка’чу, не ка’ку.

И здесь также бывают слышимы отголоски французского прононса. Думаю, это пример устойчивой ошибки, стереотипа.

В 1 год 10 месяцев появляются многочисленные неологизмы. На некоторые из них хорошо бы обратить внимание нам, взрослым, и позаимствовать: малыш невольно восполняет пробелы родного языка, он его формирует по-своему.

Сплошь и рядом звучит:

Клю’чить – глагол, означающий открывать ключом, - любимое занятие в этом возрасте. (С, 1,10).

Л. Пантелеев на странице 170 рассказывает о Маше, которая очень волнуется, что родителям предстоит жить в лесу:

*Дает мне совет:

-                      Вы домик постройте. И спрячьтесь. И з а к л ю ч и т е себя.*

‘Зубочка, щетка - зубная щетка имеет двоякое произношение.

Теперь отвлечемся от строгой хронологии и проследим, какие же неологизмы появляются у детей до пяти-шести лет.

2 года 4 месяца. Вероятно, довольно распространенный неологизм – ошибка. Ася погасила свет:

-                      Лампочка уга’сила.

2 года 5 месяцев:

‘писатка – авторучка.

-                      Подзонтик. (Это всего лишь зонтик, но так точней!).

Легко возникают новое существительное и глагол.

Пальто - паль’по, а надевать пальто – соответственно, паль’пить.

Вот еще один типичный пример словообразования в этом возрасте:

-                      Ася, неужели тебя комары не кусают?

А: - Ужели.

В возрасте около двух лет практически все дети произносят  несуществующее слово как (производное от никак): - Тебе никак не сделать?

-                      Как. (То есть получится).

Забегая вперед, приведу похожий пример:

О: - Больше никогда не будешь целоваться?

А: - Когда. (2,8).

В 2 года 8 месяцев Ася произносит замечательный и совсем простой (как только взрослые не додумались!) глагол:

-                      Мясо’рубить.

Ребенок сейчас активно знакомится с техникой.

В особую группу можно было бы выделить неологизмы, рождающиеся от стремления малыша к уточнению и конкретизации (впрочем, все неологизмы служат именно этим целям). Например:

Куриный бульон - бульон петушкий. (А, 2,8).

Впрочем, все неологизмы – своего рода уточнения, просто существует группа точного попадания, к которой относится предыдущий пример.

В 2 года 10 месяцев Алиса объясняет:

-                      Зайку поро’шочу (понимай – посыпаю порошком).

В 2 года 11 месяцев:

-                      Где метро стоя? (то есть эскалатор).

-                      Я скакалка, я скачу!

Это прозвучит и на пятом году, как и следующая фраза:

-                      Я проводник, я провожаю!

С проводником, работающим на железной дороге, реплика вовсе не связана.

Мы добрались до серьезного рубежа, до трех лет. Дети перестают уже взрослеть именно в свой день рождения, как это было в определенный день каждого месяца на первом году жизни и пореже, но обязательно скачками, после. Три года – это заметный и резкий прыжок к повзрослению.

Так и хочется сказать: ребенок становится самостоятельным.

После трех лет еще появляются неожиданные находки в области словообразования, но их количество  уменьшается, и когда я играю в неологизмы с пяти-шести-летними детьми, они уже не в состоянии придумать что-либо самобытное непосредственно. Искусственно это не получается так хорошо, хотя ребенок старается и даже еще понимает, чего от него ждут. Ему интересна эта игра, как любая другая, но результаты печальны: нельзя играть нарочито.

А в три года малыш мгновенно реагирует на все непривычное.

Саша большой трет сыр.

А: - Все пальцы насы’рил!

У детей трех лет, трех лет и одного месяца случаются и менее удачные находки, чем прежде, – слова, от которых предшественники отказались в процессе истории:

-                      Задом наоборот.

-                      ‘Взвешалки (то есть весы). (А, 3,1).

Уместно привести и такой диалог:

-                      Ася, поиграй в лото, а потом Олю полечишь.

А: -  Я хочу сначала в ‘лече играть!

Малыш, не подозревая о наличии существительного лечение, сократил его и получил лече.

Вот как  знакомый мальчик Митя  в этом же возрасте воспринимал имя Мойдодыр (вероятно, К.И. Чуковского это бы нисколько не удивило, хотя первоначально слово обозначало Мой до дыр, от глагола мыть; от него образовалось имя). Но когда папа читал Мите книжку, ребенок не сомневался, что Додыр – только его, - он так и звал его:

-                      Мой Додыр.

Примерно с трех лет пяти месяцев малыш в состоянии объяснить, как рождалось придуманное им слово. Иногда версия звучит малоправдоподобно, но рациональное зерно в ней есть. Ася говорит:

-                      Мама дочку похвалила,

Что ребенка запас’лила.

Спрашиваю, что это за слово.

А: - Это он сливы ел и устал. Значит – запас.

И экспериментирует дальше: - Ребенок запас’ливый.

Последний пример интересен тем, что дети вообще редко используют в своей речи, а тем более придумывают, прилагательные.

По-прежнему многие неологизмы появляются от элементарного незнания, от ошибки, но часто становятся самостоятельными словами, которые обращают на себя внимание:

-                      Зачем ты у’весила? (обратное от повесила).

Или: приготовились уезжать на дачу, взволнованный ребенок чаще выдает сентенции:

-                      Платок уготованный.

Вот три уточняющих слова:

-                      Душный шарик (воздушный).

-                      Кидайчик (раскидай).

-                      Точки (мясные биточки, маленькие и круглые, как точки).

Вот слово обычное, лежащее на поверхности. Ася говорит:

-                      Оля, какая ты целунья.

Все понятия и предметы малыш соотносит с собой и со своими близкими, с тем, к чему он привык и что знает. Ася поет, вставляя свое имя, - самое любимое, что у нас есть:

- До ре ми фа соль ‘А-си до. (3,5).

Дети впитывают разговорный язык среды быстрей и раньше, чем литературный. Слуховая память у них несколько опережает зрительную. Появляется соответствующая реакция на употребляемый нами жаргон. Ася спрашивает о плохом мальчике:

-                      Его отрубили?

Не сразу догадываюсь, что это производное от глагола вырубить, то есть побили и пресекли действия.

Если невольную ошибку не заметить и не поправить вовремя малыша, неверная ассоциация может держаться годами. Я, например, до старших классов считала, что поликлиника – это поликленика, исходя из существования глагола клеить.  Известно, что это вообще распространенная ошибка.

В четыре года дети еще очень ласковы и хотят быть такими. Это отражается на их поведении и речи. Четырехлетняя Ася придумала имя брату - ‘Сусик. Оно мгновенно прижилось, так как в нем слышна и наша нежность к малышу, и ирония старшей сестры, наблюдающей за ребенком; и само слово дает нам представление о мелком шалуне Саше. Понятно, что в то же время это отголоски словечек, придуманных прежде и теперь почти забытых детьми и нами: Лялик, Олик, Асик и т.п.

Когда речь пойдет непосредственно о развитии детской фантазии, мы вспомним следующие примеры:

-                      Враги – от слова врут?

Асю  интересует сам процесс словообразования.

Восприятие мира ребенком основано на наблюдении, копировании, сопоставлении.

Асю, кажется, еще не занимали автоматы газированной воды, установленные на улицах. Нет у нее и стреляющего автомата. Впрочем, она иногда заходит в телефон-автомат, а также слышит это слово от детсадовских мальчиков. По поверхностной ассоциации называет томатный сок автоматным.

Оля спрашивает: - Что же у тебя горлышко такое сипатое?

Ася улавливает размер, ритм и отвечает: - Потому что я А’сятая.

Стоит заметить, что с этим ребенком дома никто никогда не сюсюкает.

Когда вы учите своих детей первым буквам, вы используете обычно алфавит – будь то кубики или магнитные палочки, или просто нарисованные и приклеенные возле манежа картинки. Точно так же в дальнейшем любой урок мы стараемся преподносить в образах. Об игровых и образовательных метафорах мне представляется важным поговорить подробней.

[В первом издании на этом месте стояла ГЛАВА 6. СЛОВООБРАЗОВАНИЕ НА ДРУГИХ ЯЗЫКАХ. Азы. Мы приводим ее в сокращении.]

Хочу сказать об упражнениях на иврите. Игры на запоминание слов лучше давать ребенку таким образом, чтобы он затверживал сразу несколько значений. Например: шар, мяч, патрон, пуля, таблетка, пилюля обозначаются в иврите одним словом – ка’дур. Его легко обыграть, приготовив перечисленные предметы. Этим вы сразу сумеете заинтересовать малыша. Для того, чтобы сосредоточить внимание, сначала скажите: воздушный шарик – кадур пореах. И дайте в руки ребенку шар.

Когда вы учите малыша писать слова, подберите для него такие, в которых изменение всего лишь одной буквы влечет за собой совершенно иной смысл. Например, милон – это словарь, малон – гостиница, мелон – дыня, и так далее. При успешном запоминании кусочек дыни можно предложить в качестве приза.

Примеров можно подобрать очень много.

.......................................................................

Ваш ребенок начал знакомиться с техникой? Предложите ему игру на образование глагола или существительного, связанного с машинами (параллель в русском языке – детский неологизм «мясорубить»).

В ваших силах не только изучать языки существующие, но и «придумать новый», чтобы занятия не казались ребенку скучными. А как разговаривает крокодил? А носорог?..

Все перечисленные выше упражнения, подчеркну это снова, можно применять в других языках. Мы выбрали иврит, потому что это язык точный, многое звучит для нас, как калька, особенно обороты речи. Часто это напоминает нам дословный перевод туда и обратно, потому такие детские примеры, как в русском языке «я скакалка: я скачу», можно легко придумать и на иврите.

Не забывайте, что дети редко используют в своей речи, а тем более придумывают, прилагательные. Играйте с ними в «глаголы и существительные».

Когда вы попросите малыша изобрести слово (любое, близкое к заданному вами),  он прочней запомнит исходное слово на чужом (или своем) языке. Необходимо только быстро переключить его  внимание на что-нибудь еще более интересное. Всем ясно, что невозможно полчаса  сочинять только неологизмы.

Замечательная игра – составление производных от существительного. Обратите внимание малыша на мишкаль, он почувствует строение слова, сам с радостью образует слова.

Гамма – замечательная игра, к тому же это еще и «песенка». Наверняка в ней встретится нота, особенно приятная и симпатичная вашему малышу.

Дети впитывают разговорный язык среды быстрей и раньше, чем литературный. Это можно использовать по контрасту. Слуховая память у ребят несколько опережает зрительную. Речевую ошибку поэтому следует немедленно исправлять, чтобы она не закрепилась в памяти. Отталкиваясь от ошибок, можно придумывать смешные игры. Для этого следует подобрать похожие по звучанию слова; в большинстве случаев сама ошибка будет смешной, ребенок это заметит.

Вот готовая игровая сценка. Дети часто путают малознакомые слова. Девочка хочет сказать: - Люди ходят на потолке (соседи топают наверху).

И произносит: - Люди ходят на поводке.

Сама хохочет, когда понимает. Говорить для малыша означает – играть, что нам легко использовать на уроках.

Вспомним, что детишкам 2,5 лет нравятся красивые слова. Самое время расширить ребячий лексикон, дать почувствовать фонетические оттенки слова.

В это же время дети выхватывают из нашей речи слова «взрослые», трудные. Следовательно, мы должны им в этом помочь.

Малыши хорошо чувствуют рифму, слышат ее в нашей речи. Подбирайте слова по окончанию, пойте песенки. Не забудем, что звук вызывает богатые языковые ассоциации.

В раннем возрасте ребенка интересует больше всего он сам. Он сравнивает себя с окружающими. Вот пара примеров, относящихся к физиологии, - перевод с иврита.

В 4 года девочка спрашивает о недавнем прошлом, о собственном небытии:

-                      Меня тогда еще не было?

-                      Да.

-                      А с кем я не была?

Так проявляется отрицание и небытия, и одиночества.

4-летний же Марик спрашивает маму:

-                      А где я был, когда меня не было?

-                      В животике.

-                      А что я кушал?

-                      То, что и я.

-                      А ты вкусно кушала? – с надеждой и подозрением задает Марик волнующий его вопрос.

Мне посчастливилось слышать спор этого мальчика с 4-летней Нили, оба приятеля родились в Израиле, их русский язык – особенный, не совсем натуральный. В этот раз дети разговаривали по-русски:

-                      Ребенки идут в зоопарк, - сообщил Марик.

-                      Это не ребенки, это дети, - возразила Нили.

-                      Нет, - сказал Марик, - это ребенки, потому что они еще маленькие.

Обратите внимание, какие нюансы способны различать в этом возрасте ваши дети!

Но мы не всегда их слышим.

Дети тянутся к нам, а мы часто равнодушны и заняты. Одна девочка жевала конфетки-горошины, забыв угостить маму. Доедая, наконец спохватилась:

-                      Тебе надо назад эти горошинки?

А воображением обладают все дети, его нужно только развить. Один десятилетний мальчик, давно привезенный в Израиль, так отвечал на вопрос: - Ты еще помнишь, как деревья покрываются инеем?

-                      Да, они испаряются как бы. Становятся прозрачными.

А ведь действительно, точный художественный образ! Печаль сопутствует вдохновению и размышлению.

[При переиздании нами опущена ПОДГЛАВКА 7.

ЭКСКУРС В ИСТОРИЮ (глава ненаучная).]

ГЛАВА 8.

ОШИБКИ.

В особый раздел, помогающий разобраться в процессах детского словообразования, следует вынести ошибки, звучащие в повседневной речи ребят. Заметим, что ошибки эти – закономерное явление, они отражают уровень зрелости «речевой» коры, что известно всем логопедам.

Существуют ошибки простые, они подстерегают практически всех малышей. Так, обычно для большинства детей произнесение:

-                      Соби’рила (собрала).

-                      Игрушки сплят (спят).

-                      Прине’сила (принесла). (А, 2,2).

Мы уже упоминали распространенное спей и т.д. Чаще всего эти оговорки устойчивы и происходят они от повелительного наклонения глаголов.

В 2 года 4 месяца слышим:

-                      Ася, ищи.

А:  - И’щила...

Ищила и не нашла.

Многие не проходят и мимо лампочки, которая уга’сила, то есть погасла.

Я тебе помогу Ася произносит в порыве к труду как:

-                      Оля, дай те помо’гом!.. Дай те помо’гить!

Если она хочет поцеловать Сашу, то прямо и говорит:

-                      Хочу питилуть Сашу! Пицилуть!

Клеить, конечно, ‘келить, по принципу упрощения, - таких примеров может быть очень много. (А, 2,4).

Все ребятишки одинаково потешно коверкают слово петушок:

-                      Ася, кто это?

-                      Писисёк!

-                      Кто?!

-                      Питу’хук!

Ее брат в год и 9 месяцев возмущался:

-                      Не хочу питу’хука!

Интересно, что дети ошибочно произносят во фразе, как правило, только одно неимоверно искаженное слово (в процессе его грамматизации), зато второе, подчас более трудное для маленького человечка слово звучит отчетливо и верно (сложное воспроизводится точно путем механического копирования).

Два разных слова (понятия) могут одинаково обозначаться малышом, эта ошибка в данном случае держится на ассоциации: вкусно и кухня Ася произносит одинаково –

-                      ‘Куньтя. Я иду в ‘куньтю.

Ведь ей вкусно именно в кухне!

В этом возрасте всё, как правило, больше ребенка, все для него весомо. Ася просит:

-                      Дай попить кусочек воды!

В другой ситуации она сказала бы кусок, но кусочек содержит просьбу, привносит просительную интонацию. Ребенок ее различает.

Малыши часто путают малознакомые слова. Ася хотела сказать:

-                      Люди ходят на потолке (соседи топают наверху), - и произносит:

-                      Люди ходят на поводке...

И сама смеется, когда понимает ошибку. Это очень распространенная по типу оговорка.

Говорить для малыша означает – играть, поэтому его занимают и увлекают слова. Воспользоваться этой ситуацией хотелось бы пожелать всем родителям и учителям.

Но ребенок еще слишком мал и, услышав новое словечко,  неожиданно произносит все вперемешку:

-                      Культура... а потом – бублик! (А, 2,4).

В два года 5 месяцев все дети не только любят ласкательные суффиксы, но безошибочно чувствуют, где и какой именно нужно употреблять. Ребятам этого возраста нравятся  красивые слова, так как сами по себе с л о в а уже их интересуют. Что ни спроси, в ответ раздается:

-                      Изумительно!

Дети хорошо чувствуют рифму, прослеживается это и в обычной нашей речи. Когда малыш произносит ам’дём, ам’дю вместо возьмем и возьму, ясно, что он слышит окончание, ориентируется на него, и амди – это рифма к возьми, правда, неточная, но очевидная.

Ошибки не исчезают, они сменяют друг друга – иногда поспешно, иногда – нет. Слово петь звучит: - Ася будет по’ить!

Это общая поверхностная ошибка.

Привет произносится совсем похоже: - Пи’эть!

Часто трудно разобрать, чего именно хочет ребенок.

Популярны и такие ошибки:

Стриг – стригл,

Кошка говорит мляу.

Они легко объяснимы лингвистически, и многое об этом рассказал К.И. Чуковский.

Вот пример ошибки, граничащей с неологизмом. Малыш расширяет словарный запас:

-                      Смотри, какой несто’ятый! (А,  2,5).

Большая роль отводится звучанию, ребенок выделяет в речи прежде всего звук и на него ориентируется. Звук вызывает определенные ассоциации. Маленькая Ася называет Марка Комарик, Тамару - Ка’мара.

А совсем крошечная Алиса звала папой Олю. Папы тогда рядом с ней не было.

Во время моего продолжительного отсутствия (впрочем, не более двух недель) Ася называла мамой мою свекровь. Подобная ошибка повторялась и у совершенно взрослых, совершеннолетних моих детей.

Я приехала, и Ася растерялась, стала называть мамой Сашу большого, Марка, всех домашних мужчин. Впрочем, это пример не совсем по теме, так как здесь отражена борьба за позицию Д-Р, нет Р Ляли, подставляются персонажи из «ближнего тыла»...

Мальчики рано обращаются к слову гвоздь, хотя молоток и гвозди в этом возрасте интересуют всех ребят, независимо от пола. Ася объясняет:

- Саша моло’током ударил гость.

Поправляем ее: - Ася, молотком.

А: - Молоком...

Вот ряд ошибок, вызванных словесными ассоциациями:

-                      Какое это дерево?

-                      Весна. (То есть сосна).

Рассказываю: тут живет собака боксер. Через некоторое время Алиса спрашивает:

-                      Здесь живет собака таксер?..

В два года семь месяцев Ася читает уже все простые двусложные слова. Алфавит она выучила раньше. Ее, как и других детей, занимает словообразование. В 2 года 8 месяцев она по-прежнему все уменьшает: например, занозика – это заноза, и т.д.

Серьезную роль в этом возрасте играют суффиксы. Малыш не просто говорит о больших предметах:

Ло’шадина, пыле’сосина (возможно, как производное от машина?),

он выражает этим свое к ним отношение – отношение маленького к большим. Разве лошадь для него – лошадка? Только любимая игрушка может быть уменьшительно-ласкательной, но не настоящий зверь на лугу или в зоопарке. А непонятный подвывающий пылесос – это разве не пылесосина?

Наряду со всем вышесказанным встречаются обороты:

-                      Оля сложила, а Ася нет сложила. (А, 2,8).

Обычно так говорят иностранцы, начинающие изучать русский язык.

Еще продолжаются смешные склонения петушка:

-                      У пету’шока; и т.д.

Это напоминает моло’током и многие другие примеры.

В 2 года 11 месяцев Ася спросит:

-                      У нас есть пос? А путушок? (петушок и пес).

Как трудно ребенку учиться! Но он прилежен, у него получаются старательно-смешные фразы:

-                      Я хочу с те’бам спать. (То есть с тобой).

-                      Я тебя почесала, чтобы тебе не было чешется. (А, 2,11).

Лопнуть и хлопнуть для Алисы и многих ее сверстников – одно и то же. Читаю вслух, как лопнул, хлопнул, вот и все мяч под колесом мотоцикла – Ася хохочет, просит без конца перечитывать. Я-то боялась, что она пожалеет мячик! Кстати, в более позднем возрасте ее брат ненавидел сказки с плохим концом, не давал закончить или просил переделать финал.

Несу Асю на руках. Она чешет носик. Прошу:

-                      Три нос об меня.

А:  - Где же я тебе возьму три носа?!

Многие слова малыш производит сам, перед нами частично проходит история возникновения русского языка, так как для ребенка все открывается впервые, - и это само по себе любопытно.

-                      ‘Греечка. (Это грелочка). (А, 2,11).

Немало трудностей вызывает фонетика. Мышка пропищала звучит как:

-                      Мышка проси’пала; и т.д.

Не буду повторять, что три года – определенный рубеж для ребенка. Начинается совсем другой период. Впрочем, и в 3 года 1 месяц мы услышим обычные ошибки:

Подтяжки – тин’тяжки,

Цукаты - цука’тай;

-                      Кава’рай (каравай), паво’роз (паровоз).

Все это ложится в определнную схему.

Малыш без устали склоняет себя в женском и мужском роде – наоборот. Ася говорит о Сане:

-                      Он сама пополз.

Сашок в свою очередь с года и восьми путает сам и сама, упоминая себя в женском роде. Раньше он просто не употреблял это словечко. Напомню, что его в основном окружают женщины, хотя неразбериха со склонением и родом – вообще чрезвычайно стойкая повседневная ошибка. Ее легче всего устранить, придумывая специальные, речевые и образные игры на употребление рода (если любимого медвежонка назвать она, малыш быстро заметит ошибку, засмеется и запомнит, как говорить нельзя).

Продолжим ту серию ошибок, о которых мы говорили несколько выше. Ася спрашивает Олю:

-                      А почему ты без ‘бруках? (То есть без брюк).

Свою любимую колыбельную Алиса интерпретирует так:

-                      Спи, моя радость, усни,

В доме погасли окни.

О том, что окни – это окна, а не огни, мы догадываемся не сразу, - только тогда, когда ребенок показывает рукой на то, о чем он поет.

Ничего неожиданного нет в этих ошибках. Они случаются и позже, в 3 года 5 месяцев:

-                      Побри’кос (абрикос).

-                      Отгрызок (огрызок).

А вот как дети, льстя, могут воспринимать комплименты. Прислушайтесь к заискивающей интонации малыша. Ася говорила:

-                      Оля, какая ты хорошенькая!

-                      Почему это?

-                      Потому что ты слушаешься Асю.

В 3 года 9 месяцев Алиса угрожает наказанием себе или кукле:

-                      Когда ты мне по’лучишь, когда ты мне будешь получить? Когда ты мне будешь по’лучишь?

К 3 годам 11 месяцам ошибка может походить на оговорку:

-                      Сосательный круг. (То есть спасательный). (А, 3,11).

В это время мы пожинаем плоды раннего образования и акселерации.

Ася гордо объясняет Сашку:

-                      Феррум – это же’лез!

Здесь же я напомню о тех ошибках, которые цитировала уже в другой главе:

-                      Зачем ты у’весила? (обратное от повесила).

Приготовились уезжать на дачу, слышим:

-                      Платок уго’тованный.

Конечно, эта книжка написана в основном на примере высказываний двоих детей, но оговорки, хитрости, ошибки и высказывания в целом  выбираются характерные, общие для ребят этого возраста. Продолжая начатый разговор, приведу и такие примеры.

Многие из вас помнят замечательную сказку Маша – расстреляша, или Маша – растеряша в действительности, - но сегодня уже отцу Алику Белоусову  в детстве было удобней называть ее именно так, по-мальчишески. Кстати, этот же, когда-то пятилетний, Алик, ожидая с папой у пристани прекрасный, дымящий трубами корабль, волновался, что это чудо вовремя не придет.

-                      Папа, ты закрал в мою душу сомнения, - говорил Алик.

Мама Алика, логопед, как и все специалисты в этой области, усиленно правила неверно произносимые детьми звуки. Часто ей приходилось утрировать ошибку и норму. Однажды в советском еще детском доме она принимала ребенка лет шести.

-                      Повторяй, пожалуйта, за мной, - говорила эта чужая мама-логопед. – Са.

-                      Са, - повторял мальчик.

-                      Со.

-                      Со, - говорил ребенок.

-                      Су.

-                      Су, - повторял он охотно.

-                      Сы.

-                      ... Не хочу, - удивленно, но твердо звучал ответ.

А вот более приличные высказывания детей помладше. Когда внезапно рассыпались специальные учебные кубики у малыша трех с половиной лет и его спросили, что случилось, то он воскликнул - в дословном переводе с иврита - так: - Что случилось, что случилось! Никакая вещь не случилась! (Ма кара, ма кара! Клюм давар лё кара!)

Примеров на других языках у меня накопилось немало, но за неимением места и потому, что книга пишется на русском, я стараюсь ими по возможности не пользоваться.

В 4 года и 5 месяцев Ася переживает: - Меня больше не стош’няет? (Вспомним ее же сентенцию: У меня не тошнит голова. Теперь это ошибка не смысловая, а чисто лингвистическая, да и голова уже действует менее самостоятельно от ребенка – в его собственном понимании).

-                      Гармошка дуд’ная. (Губная, - ведь в нее дуют, дудят!). (А, 4,5).

Многие ошибки, как мы помним, держатся длительное время. Поэтому и пяти-шестилетние дети нередко говорят:

Спей (то есть спой),

Убежу (в значении убегу).

Вообще же число ошибок и оговорок к этому возрасту заметно уменьшилось.

Попробуем снова вернуться на четверть века назад по отношению к Асе и Саше и посмотреть, какие ошибки мог допускать ребенок, воспитывавшийся в этой же социальной среде.

ПОДГЛАВКА 9.

ПРЕДЫДУЩЕЕ ПОКОЛЕНИЕ.

(СТРАНИЦА РУКОПИСИ УТЕРЯНА. ЗДЕСЬ ДОЛЖНЫ БЫЛИ БЫТЬ ТЕМАТИЧЕСКИЕ ПРИМЕРЫ.

Ряд из них – очевидно, такие. Ико – означало «яйцо», кабась – колбасу, Дррыч – Николай Федорович.....).

тесё, ти’ся – еще, т.п. (Л, 8 мес).

Дети в этом возрасте часто напевают, Ляля убаюкивала себя песенкой, как впоследствии – Ася.

В 1 год 8 месяцев стала придумывать ласковые слова для близких: папуся, папуинка, мамуинка, - точно так же, как это делают все дети.

Повторю и некоторые приведенные раньше примеры. Ошибка по сходству:

Мария Казимировна - Малина Зимировна, от ягоды малины и времени года зимы. Все требует параллели...

Представление о языке пока еще самое расплывчатое.

Поет Ив Монтан. Оля объясняет, что он поет на французском языке. Ляля пританцовывает:

-                      Я танцую на французском языке.

В два года пою:

-                      Шишки-бай,

шишки-бай,

ступай бука

под сарай, -

первое стихотворение, песенка. Шишки-бай – это, оказывается, перевод баюшки-баю.

Учусь правильно произносить буквы. Наконец прихожу в отчаяние:

-                      Мне в горло попадает воздух, который неправильно говорит.

Своеобразная детская хитрость, стремление свалить с себя часть вины...

Но в 4 года 5 месяцев ребенок уже обращает внимание на созвучия, не всегда, правда, вполне осознанно.

-                      Мама, а Щорс был собачка? А почему его так звали?

Это удачный пример, подтверждающий то,  что ребенок чувствует созвучия. Мы знаем, слуховая память опережает зрительную, и в этом возрасте, вероятно, она все еще развита лучше – тем интересней поставленный вопрос. Слово Щорс краткое и острое, оно действительно легко может ассоциироваться с кличкой, и ребенок это услышал.

Напомню, что до старших классов считала поликлинику поликленикой, исходя из корня клеить. Это также ошибка, популярная у многих ребят.

Я приводила различные примеры, подтверждающие предыдущие выводы.

Вот теперь, уделив также внимание природе и подспудным течениям детского словообразования, попробуем отвлечься от конкретного образования слов и посмотреть на него уже с точки зрения развития детской фантазии.

ГЛАВА 10.

РАЗВИТИЕ ФАНТАЗИИ ДЕТЕЙ МЛАДШЕГО ВОЗРАСТА.

При работе со старшими дошколятами и младшими школьниками возникают как минимум два вопроса: чему мы хотим их научить и как. Научить быть талантливыми нельзя, зато можно поставить ребенку вкус, развить слух и показать, как делать не нужно. Поэтому раньше мы часто отталкивались от обратного – в игре давали ребенку возможность посмеяться над ошибкой и показывали, как говорить и поступать нельзя.

Дети пяти-шести лет великолепно владеют рифмой, потому многие упражнения имеет смысл строить на подрифмовке. Поскольку все упражнения – игра, то никогда не следует выстраивать учеников в шеренгу, сажать по двое за парты и заставлять класть руки на стол, - развитие детского творчества не предполагает  строевой дисциплины. Нельзя делать ничего, что охладило бы детский пыл, остудило интерес и сковало фантазию. Если вы работаете с целой группой детей и чувствуете, что сегодня какой-либо ученик подавлен, расстроен, то занимайтесь с ним индивидуально. При скованности, зажатости обычно хватает одного-двух уроков, чтобы ребенок вошел в форму и раскрепостился. Все это возможно только в процессе игры. Вы не можете заставить ребенка творить.

Несколько слов хочу сказать о специфике работы с обездоленными детьми, ведь в семьях любой национальности совсем не всегда все благополучно. Если у ребенка неполная семья, не стоит делать акцент на безоблачном существовании счастливых семей. Дети всегда сами – герои любой сказки. Им важно знать, что на свете есть такие же маленькие, обездоленные существа,  как они сами – Маленький Мук, Золушка, позже – Маленький Оборвыш и другие; не подчеркивайте роль героев-родителей в сказке, это может травмировать ребенка. В то же время полезно иногда рассказать про злую мачеху на фоне положительного героя, выражаясь казенным языком; про человечка, тяжелая жизнь которого вознаграждена после разнообразных веселых и грустных приключений, мытарств. На русском языке детям стоит читать Заходера, им интересен Гауф, английские и шотландские баллады, некоторые русские народные сказки, африканские сказки о животных (не слишком жестокие), стихи и рассказы сверстников, некоторых, например петербургских, поэтов (С.Махотина, М.Яснова) и другие.

В этом возрасте дети уже избегают повторов и безо всякого удовольствия слушают известную им книгу. Рассказы, сказки, баллады я читаю кусками, а не целиком: ваш ребенок выслушает отрывок и может дальше фантазировать сам. Просите его закончить сказку, стихотворение, а если он еще плохо знает язык (например, иностранный), то подрифмовать, придумать нового героя для продолжения сказки. Важно, чтобы ребенок чувствовал себя автором или хотя бы соавтором и видел ваше внимание к его творчеству.

Интересно, что даже таких подспудных весельчаков, как классики марксизма-ленинизма, занимала проблема фантазии. «Напрасно думают, что она нужна только поэту. Это глупый предрассудок! Даже в математике она нужна, даже открытие дифференциального и интегрального исчислений невозможно было бы без фантазии. Фантазия есть качество величайшей ценности», писал, как Вы могли догадаться по стилю, В.И. Ленин в «Заключительном слове по политическому отчету ЦК на Х1 съезде РКП(б)

28 марта 1922 года». Эту замечательную цитату  приводит К.И. Чуковский в своей книге «От двух до пяти» в издании 60-х годов, когда ему приходилось доказывать и отстаивать каждую свою мысль и благодаря подобным репликам. Это теперь нет, наверное, среди нас человека, который не знал бы имени Чуковского... Но сегодня, как и вчера, встречаешь недоуменные вопросы: зачем заниматься проблемами детского творчества, ведь не все ребята станут профессиональными прозаиками и поэтами?! Одни родители радуются каждому свежему слову, любой литературной находке  своего малыша, другие отбирают и показательно жгут тетради, строго судят и безапелляционно диктуют условия. Одна моя ученица прятала тетрадку со стихами от мамы на антресоли в старой детской коляске, - бывает и так. Впрочем, очень сомнительна радикальность перемен в отношении к детскому творчеству...

Для того, чтобы разобраться в этом и подобных вопросах, обратимся к точке зрения самого Корнея Ивановича, сопровождая ее иногда примерами и дополняя.

Вряд ли мы хотим видеть своих детей сухими практиками. Фантазия искореняет голый практицизм, но это не значит, что она выбивает у ребенка из-под ног реальную почву.

«Если верно, что поэзия вдохновляет всех, то пишущих стихи она вдохновляет вдесятеро сильнее», писал Владимир Глоцер, также большой знаток психологии ребенка (с.53).

Мы поем детям колыбельные песни, декламируем невероятное количество стихов, сказок. Мы с самого начала воспитываем у малыша уважение к языку: учим правильному произношению, не разрешаем сознательно коверкать слова, не позволяем ругаться. Случается, мы даже перегибаем палку: так в нашем доме никогда не говорилось мамка или папка, и меня еще в старших классах неприятно задевало слово папка, когда речь шла о картонной папке для бумаг. Инстинктивно я не употребляла это слово и в присутствии своего отца, боясь его обидеть.

С первых дней жизни малыш, помимо нашего воспитания, обучает себя сам. Грудной ребенок постигает язык с помощью беспрестанного повторения звуков. В тарабарщине он видит смысл и никогда не говорит просто так, используя случайный набор звуков. Видимо, в этом лежат истоки первых ассоциаций: произносимые звуки определенно что-то значат и для грудного ребенка.

Наши чада часто повторяют слово, стремясь его заучить. Им нравится музыкальность звука, языка, звучание слова, поэтому дети быстро открывают рифму, нередко исходя из противопоставления, подыскивая словесную пару:

Вода стоячая – лежачая; затем желток – белток и т.д.

Слово подгоняется под созвучие. Рождаются ритмизованные строки. Так или иначе мы говорили  об этом в предыдущих главах. Слова становятся двойниками  «не только по смыслу, но и по звуку», как говорил К.И. Чуковский. Антитеза заставляет не просто слышать, но и думать: первые зубы – молочные, тогда каким же станут следующие? – Конечно, кефирными.  Детская логика очень строгая, и в том, что взрослому по забывчивости слышится абсурд, ребенок всенепременно видит смысл.

Малыш мыслит «парно» - по сходству и противопоставлению:

Мамонт – следовательно, должен быть папонт (см. книгу Чуковского); осуществляется перенос парности на слова и понятия. Грудные дети «жонглируют» парными слогами, производя из них слова. Дети до двух лет подгоняют под трафарет имена окружающих (Олик, Асик, т.п.). В то же время они стремятся  к упрощению речи, отсюда появляются «свои» глаголы и существительные – такие, как ключить, и многие другие. Повторение слогов ведет к рифме, а рифма для ребенка в возрасте двух лет – замечательное упражнение в фонетике (К.И. Чуковский). Благодаря рифме малыш воспринимает работу как игру. Дети идут от стихов к прозе, а не наоборот, повторяя историю возникновения языков различных народов, и так постепенно овладевают прозаической речью. Еще поэтому важно не позволять детям коверкать язык и не допускать бо-бо, мням-мням; тёть и дядь по отношению к посторонним мужчинам и женщинам, независимо от возраста ребенка. Даже годовалый человек в состоянии пытаться произнести сложные слова мужчина и женщина, и звучат они в его исполнении гораздо красивей слов не исковерканных, но неточных.

Все вышесказанное говорит о том, что дети с первый дней имеют дело с литературой: либо их обучают с помощью литературных образцов, либо они творят сами.

Это может происходить и в том случае, когда детворе не поют колыбельных (ни Алисе, о которой мы больше всего упоминали в этой книге, ни ее брату Саше никогда не пели колыбельных песен, хотя, безусловно, напевали другие и в иное время, не перед сном – и детские, и взрослые).

Ребенка многому учат собственные и чужие ошибки. Интересен процесс контаминации, процесс слияния слов (шавкала – шавка  тявкала, и так далее). Очень важно влияние неологизмов своего, собственного сочинения.

Ассоциация – толчок развитию детского словотворчества и фантазии с первых дней жизни. К.И. Чуковский обратил наше внимание на ассоциации по смежности и по сходству, считая ассоциациями по смежности совпадение по времени: в воображении ребенка пересекаются два факта (если однажды на закате убили бешеную собаку, то возможно, потрясенный малыш  каждый раз при закате будет говорить - собаку убивают). Ассоциации по сходству более распространены: например, индюк – это утка с бантиком, и т.д. С тем и другим видом мы непрерывно сталкиваемся, следя за развитием ребенка.

Антропоморфизм играет существенную роль в нравственном формировании ребенка. Одухотворение вещи, оживление литературного героя вызывают сочувствие к живому, происходит духовный рост маленького человека. Впрочем, это не мешает детским песенкам, сочиненным самими ребятами, не быть грустными (об этом также пишет К.И. Чуковский). Оптимизм – защитная реакция детей, и все ребята ненавидят и избегают плохих концовок.

Нет, наверное, малыша, которому было бы неинтересно играть в рифму. Обычно дети играют в такие игры на ходу – в автобусе, по дороге в гости, т.д. При этом они часто и тут подгоняют, коверкая, слово под рифму, - от этого им становится еще веселей. Самым маленьким слушателям нравятся сочетания чудо-юдо, мальчик-с-пальчик, гоголь-моголь. Бессмысленные построения и созвучия вызывают у ребят хохот. Начиная чувствовать стихотворный размер, дети невольно подгоняют и под него слово в строке, нередко ради этого его усекая или на слог увеличивая и не заботясь при этом о правилах. В игре существуют только те правила, какие диктует сама игра.

Писатель Л.Пантелеев примерно указал время сочинения первой сказки. Маша рассказала ее в 2 года и 5 месяцев (с.57). Дети не только избегают сами придумывать плохой конец, - многие из них кричат и топают ногами, предвидя грустную концовку уже слышанной ими народной или авторской сказки. Дело в том, что ребята могут полностью отождествлять себя с героем, а иногда – сразу со всеми персонажами, бывает и так. Они как бы испытывают на себе причиняемое ему или им (героям) зло, и, если этим умело оперировать и об этом помнить,  можно сознательно развить в ребенке чувство сострадания, которое так пригодится ему в жизни и сделает его человеком.

С трех до четырех лет дети часто сочиняют бессмысленные сказки, - то есть не имеющие смысла в самом деле. Как правило, произносимые сочетания слов абсолютно ничего не значат для уха взрослого. При этом малыш любит смотреть в книгу и рассказывать то, что в ней якобы написано, вслух себе самому. Вот он забыл все на свете и лепечет на каком-то щенячьем диалекте, из которого мы не поймем ни полслова. Ребенок рассказывает убежденно, серьезно, - таковы правила игры, и кто из родителей, педагогов за этим не наблюдал?..

Подобное состояние часто провоцирует рифмовку.

Ученым еще предстоит разобраться в творчестве детей самого младшего возраста, чтобы понять творчество детей старших. Почему годовалый ребенок рисует вместо троллейбуса одни каракули, упорно называя их все же троллейбусом; но он, мы говорили, очень похоже на нас, взрослых, рисует поезд. Удивительно то, что все троллейбусы он всегда рисует одинаково, именно так, - так же, как всегда одинаково рисует поезда, - только одни поезда, и ничто другое.

То же самое происходит в разговоре: малыш всегда знает, что он имеет в виду, произнося ту или иную фразу, и «бестолковые» в данном случае, как правило, мы, а не дети. Вспомним, как совершенствуется хронологически речь «среднего» ребенка с года до двух.

1.                    В родильном доме Ася кричала, когда мне несли ее кормить, совершенно отчетливо и всегда одинаково: - Ля-ля, Ля-ля... (мое имя – Ляля, это совпадение, а суть в том, что Лялей потому и называют маленьких, это их любимое и самое детское слово).

В год происходит частое удвоение слогов: горшок - гор-гор, ботинок - бо-бо, душ - ду-ду.

2.                    Я жалуюсь своей маме Оле: - Научилась спать в собачьих условиях.

Годовалая моя Ася услышала знакомое слово. Кричит: - Ав, ав, ав!

3.                    Дети нюхают цветы на картинке. Даже в 4 года 5 месяцев Алиса еще пыталась трогать рукой изображение от кинопроектора, видя впервые диафильм на экране.

4.                    Возможно, стремление к удвоению слогов как-то связано с рифмой (мы об этом пытались говорить). Ребенку проще напевать. «На пол в тапках» Ася произносила как ‘ня па в ‘тапа, рифмуя и ритмизуя фразу (1,6).

5.                    Детям присуще произношение «по-французски»:

‘ба’мам – бумага,

шта’нан – штаны, т.д. (А, 1,6 – 1,8). У мальчиков это может проявиться позже – с 1 года 9 месяцев.

6.                    Видимо, нашим карапузам проще запоминать имена и клички. Любимую кошку, собаку легко включать в развивающую ребенка игру. В год и семь месяцев мои дети свободно и уверенно владели словом Чезик – так звали их единственную близко знакомую собаку (1,7).

7.                    А вот как звучит сложная фраза «поезд поехал там» в 1 год 8 месяцев:

-                      Пое, пое, пае, пае, там, там!

Удваивая, ребенок уясняет для себя явление «окончательно» и одновременно привлекает  наше внимание к происходящему событию или предмету.

8.                    Малыш не понимает, что существуют предметы и явления, которые нельзя потрогать. Ася слышит гром: - Гом, гом!

Подумав, ищет: - Где гом, где?

9.                    Пришло время вспомнить о резиновых размерах. Дети не умеют правильно соразмерять; например, они могут ничего не бояться, кроме... бабочек. Возможно, это происходит по аналогии с кусающимся комаром, тоже маленьким, но опасным? (1,8).

10.                 Существуют необъяснимые слова, которые могут держаться в лексиконе ребенка месяцами. Так Алиса называла гребенку, волосы и «причесывать» одним словом - лю’ко, при этом четко произнося зацепи (зацепилась).

Калебо’бо – мы понимали – означает «корабль» (1,9 – 1,10).

11.                 В два года я сочинила стишок, начинавшийся шишки-бай (то есть «баюшки-баю»), и именно так в этом же возрасте заговорила Ася.

Пожалуй, самый «продуктивный» для словообразования возраст – 1 год и 10 месяцев. В это время малыши постоянно используют  ласкательные суффиксы, речь их становится осмысленней и мелодичней.

Этот процесс сопровождается неодинаковым усвоением материала.

«Прабабушка Анечка» Ася произносит очень ласково:

-                      Па’бабапка Анечка, - легче справляясь с более трудным, казалось бы, словом.

Яркий пример роли подражания  в словообразовании ребенка:

-                      Ася, ты Асик.

Реакция не заставляет себя ждать:

-                      Лялик, Олик, Сашик, Вадик, мамак.

То же самое произносит в 1,9 Сашок: - Олик, Адик, Лялик, - т.д.

-                      Ася, есть мужчины, женщины, люди.

А: - ‘Людя поет! (по радио).

Вот несколько разных высказываний.

Редкий пример – зародыш будущей возможной сказки. Говорю Сашку: - Саша, ножка спать хочет.

С: - А пальчик? (На ножке; он готов продолжать игру, воспринимая ее в то же время серьезно. Ножка – «сама по себе», она может хотеть или не хотеть, что в этом странного?). (1,10).

Через неделю мы застали Сашка за таким занятием: сняв самостоятельно штанишки, он приспосабливал к себе кукольный горшочек размером не больше полутора сантиметров и пытался сделать в него пи-пи.

К двум годам малыш начинает все уточнять – величину предмета, подробности. Он тянет ручки, пытаясь достать до потолка, и уже сознает, что вот хотел достать и не смог. После неудачи он сильно расстроится.

Но он учится сдерживаться и не плакать. Моясь, приказывает себе:

-                      Закрой рот! Закрой глаза! Не плачь! (А, 2,1).

Малыш переносит привычное представление на все явления.

Едем в машине, Саша сигналит. Ася волнуется:

-                      Ляля, там звонит телефон!

Ася за едой испачкала пальцы, показывает каждый пальчик в отдельности:

-                      Этот для каши, этот для супа, этот для масла, - какой чем пачкать. Во всем свой порядок, ребенок действует вполне осмысленно. И вместе с этим фантазирует изощренней.

Алиса выдумала имя «Ая», причем настаивает на этом произношении. Ее очень радует, что удалось придумать что-то свое.

Посмотрела мультфильм, в котором хором поют бабки-Ежки. Тут же нашлась:

-                      Бабки-Ежки, бабки-Аськи!

Очень довольна.

Упорно называет Деда Мороза Баба Мороз, так как у него на голове действительно что-то женское и очки, как у знакомых старушек. Снеговик – одно, Баба Мороз – другое. Ребенок подчеркивает разницу.

-                      Ася, что ты ела в яслях?

-                      Пюре.

-                      Пюре с чем?

-                      С ложкой.

В это же время записали первую рифму (это, конечно, не значит, что все ребята начинают рифмовать «хором», могут быть временные отклонения):

-                      Оля голя! – зовет Ася легко одетую Олю.

Ребенок рифмует дополнительно, чтобы быстрей запомнить понравившееся ему стихотворение; он часто коверкает слово, подгоняя его к предыдущему. «Мяч» Маршака в Асиной интерпретации звучит так:

-                      Желтый, ‘кантый, голубой,

Не у’ганты за тобой!

(«Желтый, красный, голубой,

Не угнаться за тобой»).

Малыш в этом возрасте постоянно рифмует по два слова, стишки все перемешивает. О стихотворчестве в это время подробно рассказал К.И. Чуковский в главе «Тяготение к рифме». Поэтому мы вернемся к рифме несколько позже, когда ею начнут увлекаться более старшие дети.

В 2 года 4 месяца ребенок усиленно осваивает пространство.

На остановке Ася видит мальчика. Через некоторое время спрашивает: - Где мальчик?

Оля объясняет: мальчик сел в трамвай и уехал. Ася плачет, думает.

-                      А где трамвай?..

-                      Ася, Вадик просил тебя что-нибудь нарисовать и подарить ему.

Рисует.

-                      Ася, что ты нарисовала?

А: - Что-нибудь...

Ребенок замечает все больше деталей, это отражается и на его рисовальных успехах. Точками обозначает коленки в положенном месте. Пририсовывает без подсказки кармашки.

Предметы, рисунки еще живые для ребенка, они способны чувствовать, с ними можно общаться на равных.

Алиса взяла книжку:

-                      Это что за баба Степа?

Рассматривает эту же книжку после прогулки. Дядя Степа на картинке идет по улице.

А: - Мы погуляли, теперь мужчина гуляет.

Герои любимых книг – близкие друзья малыша. Он выступает теперь сам  в защиту животных и восстанавливает справедливость.

Ася говорит:

-                      Собачку зовут Жуська, а киску – я не знаю как!

(Жучка – из сказки о репке).

Ася учит букву «о».

Оля: - Видишь, буква как мячик.

Через некоторое время спрашивает: какая буква?

А: - мячик...

Услышала новое слово: - Культура... а потом – бублик!

Детское перемешивается со взрослым. Причесывает своей гребенкой зубную щетку... Думаю, что перед этим поступала как раз наоборот, так как два предмета явно находятся в родственных отношениях.

В свою очередь явления, связанные с удаленными предметами, можно теперь объяснить так:

-                      Самолет летит, когда ветер. (А, 2,4).

Малыш философствует, не зная, что это такое. Вот простой пример непроизвольной детской философии:

А:  - Саша!

Саша большой: - Что?

А: - Ляля!

С: - А что-нибудь умнее можешь сказать?

А: - Саша, Ляля, Ася!

Это и есть мечта всех ребят – чтобы родители были вместе, рядом, тем более, когда случается это так редко.

Ребенок в возрасте двух лет 4 месяцев только смутно догадывается о человеческих взаимоотношениях и их проявлении. Ася грустно вспоминает:

-                      Я лампочку разбила.

Саша большой: - Плохо. Мама тебя ругала?

А: - Ругала.

С: - А что она сказала?

А: - Асенька!

Обратите внимание, ребенок в этом возрасте уже чутко реагирует на интонацию.

В возрасте 2 лет 5 месяцев речь ребенка малыша, становясь правильней и разнообразней. Витой ремень от детского комбинезона Алиса представляет дымом:

-                      Это дым, дым! – кричит она радостно.

В то же время углубляется конкретное мышление и стремление к конкретизации явлений, предметов.

Ася проснулась, ее зовет Оля: - Иди ко мне, по дороге захвати свою одежду.

А: - Это не дорога, это – дом. (2,5).

Дело действительно происходит в помещении, а не на улице...

Или такая ситуация. У нашей соседки на даче есть овцы. Ася видела и пастуха, который иногда проходит со своими коровами мимо дома. Алиса зовет Олю:

-                      Пойдем. Я тебе покажу, где пастух.

Ведет и показывает: соседка «пасет» овец, они самостоятельно и недалеко щиплют травку.

Воображение маленького человека поражает буквально на каждом шагу. Ребенок «может» свободно гулять по проводам, - у него свои отношения, и весьма добрые, с электричеством. Рассказывая (сочиняя) сказку, Ася представляет себя в любой ситуации, всегда проживая в воображении этот момент. Вот она сама «гуляет по проводам», рассуждая вслух:

-                      Девочка будет высоко... – и так далее.

Ребенку удается уже чувствовать за другого человека, - недаром в этом возрасте малыш постоянно телепатирует со взрослыми. Ученые считают, что телепатия – это атавизм, не потому ли первобытные люди, дикари из африканской сельвы, вымирающие племена передают мысли на огромном расстоянии? Ребенок еще недалеко ушел в развитии и во времени от «первобытного» состояния, потому, возможно, телепатия у него развита больше, чем у ребят старшего возраста, оторвавшихся от мамы, и тем более взрослых.

Мы гуляем, дома осталась бабушка. Неожиданно Ася произносит:

-                      Аня плачет: где моя Асенька? (то есть «плачет» дома!).

Многочисленные проявления телепатии, записанные Олей, я пропускаю, стараясь не уходить далеко от темы. В это время вы развиваете в ребенке участие к другому человеку, учите малыша преодолевать эгоизм.

Мы часто мажем Алису мазью от аллергии. Ася говорит совершенно здоровой Оле:

-                      Я тебя намазала, чтобы аллергии не было. (То есть впрок; пример позиции В-Д).

Малыш все так же борется за справедливость в свои два с лишним года, - конечно, в своем собственном понимании. Он любит порядок во всем и начинает заметно нервничать, ощущая дискомфорт, если действительность не совпадает с его представлением о ней.

Говорим: - Положи зеркало Вадика на место.

Ася: - Это мое зеркало: там – я.

(Отражена-то действительно девочка!)

Игры с зеркалом вообще представляют особый образовательный интерес: это игры-перевертыши.

Если бы в Асином зеркале отразился  Вадик, она, вероятно, нашла бы другую причину не отдавать предмет, и осталась бы столь же искренней.

Принимаясь фантазировать, малыш часто невероятно возбуждается (и наоборот).

Оля: - Посмотри, сколько кошек сидит – и черная, и черная с белым, и рыжая.

А: - А зеленая где? А синяя где? А красная где?

Экзальтацию нужно регулировать, особенно если ребенок не вполне уравновешен, легковозбудим.

В 2 года 5 месяцев мы услышали первые стихи, Алиса очень обрадовалась своему произведению, бесконечно его повторяла и варьировала. Это было первое осмысленное сочинение, хотя кусочки, начала и концы сказок появлялись и прежде. Больше всего самой Асе понравилась рифма в стишке о собачке по кличке Чезик:

-                      Чезик встретил медведя,

Погулял и встретил маму,

Прыгнул в яму.

Оптимизма явно не много, но это стихотворение рассказывает о собачке, а для нее одинаково нестрашно повстречаться и с медведем, и с мамой, несмотря на то, что Чезик немедленно прыгает в яму.

Многое в этом возрасте связано со сказкой.

Человечку в коротких штанишках 2 года 7 месяцев. Оля показывает Алисе золотой зуб. Мгновенно возникает ассоциация:

-                      Золотой гребешок (сказка).

Другого золота ребенок просто не знает (конкретней - не замечает).

Или прямая ассоциация, повседневная: в поезде спит и храпит женщина. Ася шепчет:

-                      Она что делает? Журчит.

Во всем хочется видеть сказку, это пока так естественно.

Малыша очень волнует, кто, что и как делает. Оля стирает салфетку, объясняет, что салфетка грязная. Ася спрашивает загадочно:

-                      А она чего делала с грязью?

Понятно же, что все предметы связаны определенными взаимоотношениями!

Ребенок ищет и «находит» эту связь. Сказывается эстетическое воспитание. Алиса показывает пальцем на горы:

А: - Какие красивые горы.

Оля: - Пальцем показывать нельзя.

Ася растопыривает пятерню, протягивает, показывает уже всеми пальцами, впрямую не нарушая запрета.

В этот период у Аси рождается брат. Она живет долгое время с Олей на даче в Карелии, не видя родителей. В дальнейшем это отразится на ее мыслях, поведении, разговоре. Девочка скучает без детей и близких. Ей не дает покоя понятие «люди», она пытается его осмыслить сама:

-                      Папа уходит в ‘людину работу? (2,8).

Ася находится у Оли в гостях:

-                      Людин дом. (То есть дом жилой, где много народу, - очевидно, именно так). (2,10).

Наделяет куклу человеческими качествами, придумывает имя:

-                      Пи’щавая кукла. Ее зовут Плома. (А, 2,8).

Имя должно быть необычным, ведь кукла – друг, ее необходимо хоть как-то выделить, и с ней должно быть интересно, тем более, что для взрослых она ничем не отличается от остальных кукол.

Такое же «очеловечивание» произошло с любимым зайкой, но в данном случае ребенок попытался снова схитрить. Оля ахает по дороге, что у нее тяжелая сумка. Ася, на полном серьезе:

-                      Зайка и донесет вещи.

Этому возрасту, помимо всего прочего, вообще свойственен антропоморфизм, оживление предметов и наделение их способностью «жить по-человечески». Например, Оля спрашивает:

- Где комар?

А: - По делам пошел.

Как полезно возвращаться и нам самим с нашими малышами в микромир! Помните книжку про Карика и Валю? Какие это могут быть увлекательные путешествия!

Вот еще примеры на антропоморфизм в этом возрасте. Поезд, в котором мы едем, остановился (это, точней, образный блок; поезд – тряска, стук, проплывающие за окном верхушки деревьев; нет движения – и появляется следующее изречение:)

А: - Поезд кончился.

Ребенка волнует, не холодно ли шмелю.

Алиса видит, что овцы залезли в крапиву, и (на всякий случай) сопереживает:

-                      А они босиком?

Конечно, овцы «босиком», и это еще долго тревожит девочку.

Повторяются такие выражения:

-                      Цветы не нюхаются (т.е. не пахнут).

-                      Цветы очень нюхаются. (А, 2,8).

Зависит от сорта цветов.

Таким образом действие со стороны цветов воспринимается как направленное, ребенок предполагает активную ответную реакцию цветов. Не совсем точно было бы назвать это антропоморфизмом, - кора не дозрела до дифференцировки залогов.

Одушевляется даже такой неживой предмет, как горшок.

А: - Горшок хочет тут стоять.

(Не следует забывать, что этот предмет играет большую роль в жизни малыша, ребенок проводит с ним много времени и воспринимает вполне одушевленно).

Соскучившаяся Ася слышит мычание, она наконец дождалась хоть какого-то общества и радуется:

-                      Это два корова идут со мной в игрушки играть. (2,8).

Какова сила установки!

Многие сентенции в этом возрасте касаются еды – возможно, потому, что еде уделяется большое внимание (бабушка – блокадница, да и сама Ася медленно поправляется после гипотрофии вследствие такой распространенной сейчас аллергии):

1.                    – Ася, назови, какие ягоды ты знаешь.

А: - Земляника, смородина, черника и варенье.

2.                    Оля: - Как называются эти ягодки? (Речь идет о черешне).

А: - Че-вишня. (По картинкам она знает только вишню, но о черешне слышала).

3.                    Конечно, продолжаются уточнения:

-                      Дай мне котлеточку с мясом.

-                      Бульон петушкий.

4.                    Хитрость ведет к углублению мысли:

-                      Давай – кашу без изюма. А я буду есть изюм без каши.

Непосредственны, милы и другие фразы, произносимые в этом возрасте большинством ребят. Напомню, что это не научная книга, а, по возможности, живая, вовремя схваченная «в воздухе», сочиненная самими детьми, а потому о ней стоит судить на их же родном языке – детском и творческом. Высказывания вынужденно повторяются в зависимости от темы нашего разговора.

1.                    – Сколько тебе лет?

- Два пальца.

(Уверена, это один из самых распространенных ответов разных детей различных поколений).

2.                    – Ася, у тебя есть дед?

-                      Есть, дед Мороз.

Малыш вслушивается в нашу речь, отдельные слова вызывают у него четкие ассоциации; дедушку в нашем доме никогда не называют «дед», и, может быть, в этом дело.

3.                    Мимо едет машина с ограждением для перевозки обреченного на убой скота. Ася внимательно смотрит, сравнивает:

-                      Сундук едет.

4.                    Оля учит: - Стоять и смотреть с открытым ртом на чужих людей неприлично.

Ася показывает: - Я закрыла рот.

Ребенок часто хитрит сознательно в поисках разрешения ситуации (помните пример, где протянутый палец был заменен растопыренной пятерней?).

Дети воспринимают буквально все наши фразы. Если предложить ребятам игру на придумывание буквализмов (пошел дождь, папа выкручивается, молочные зубы, т.д.) и на их противопоставление, эта игра даже в раннем возрасте, когда, казалось бы, малыш сам еще все вопринимает «в лоб», вызывает смех. Так я экспериментировала с детьми 4-5 лет, все они реагировали однозначно.

Ребенок использует странные, но очень нежные и часто книжные обороты. Например, Алиса говорит:

-                      Олечка, завернись на бочок.

Вроде бы все понятно, но создается более зримый образ благодаря неожиданно точному слову.

Напомню, что в это время Ася заметно телепатировала и часто выполняла то, о чем на расстоянии только думала бабушка. В этот период обе были «на взводе», переживая тревожное время и «подзаряжая» друг дружку. Ася нередко фантазировала направленно; уже сейчас ребенок подсознательно лечил себя (одиночество свое и печали) сказкой, это нельзя не отметить. Стоит сочинить историю с близкими людьми в главных ролях или нарисовать тех, кого не хватает рядом, и на душе ребенку становится легче. Именно так формируются уроки литературотерапии. Если вы поэкспериментируете с фотографиями членов своей семьи или с их рисованными портретами, сочините вместе с ребенком о них сказку, то результат будет налицо. Только нельзя, как обычно, играть больше пятнадцати минут в одну и ту же игру, так как это оказывается утомительным для ребенка, и часто он потом долго не может остановиться.

Итак, в два с лишним года появились высказывания, связанные с литературой, пра-сказки.

1.                    Ася рассматривает иллюстрации к «Сказке о царе Салтане».

-                      Ася, это кто в бочке?

-                      Мама и Ги’дон. (Молчание). А где папа?

2.                    Прочла ей «Кто сказал мяу?»

-                      Ася, так кто сказал мяу?

А: -  Ав-автор! (В книжке щенок говорил ав-ав, это отложилось в ребячьей памяти).

3.                    В это время Ася осознанно назвала «новую букву». Оля по причине измученности ее не запомнила, но это так.

4.                    Оля рисует букву «о».

-                      Какая буква?

А: - Колобок.

Рисует снова.

А: - Часы? (не просто часы, а именно буква – «часы», это важно).

5.                    И вот в два года 8 месяцев рождается первая сказка!

А: - Мышка села под окном и говорит: - Га-га-га.

Не от незнания, ведь любой ребенок в этом возрасте рассмеется, если мы скажем ему, что мышки «гогочут». Неисповедимы пути фантазии, ее непостижимые правила. Они здесь строго выдержаны, соблюдены, хотя некоторые взрослые цинично могут мне возразить, что тут правил нет. – Благодаря многолетнему опыту я не согласна.

В 2 года 10 месяцев дети используют хитрость и прямо, и исподтишка:

1.                    – Ася, ешь пюре и пей компот.

А: - Давай вместе: ты дое’ди пюре, а я буду компот.

2.                    А: - Как зовут бабочку?

Оля: - Не знаю.

А: - Мотылек.

С питанием по-прежнему связано большинство интересных высказываний, причем как правило они самобытны, индивидуальны.

Учу Алису: это нота «соль». Ася забыла. Соль и совок стоят на кухне близко друг от друга; Ася мучительно вспоминает:

-                      Нота совок.

Или так.

-                      Вот рогалик, кушай. (В России продавалось мучное изделие – рогалик).

А: - А где голова рогалика?

(Рядовой пример антропоморфизма: еще немного, и рогалик «оживет»).

Толчком для работы воображения становится любая мелочь. Обычно именно мелочь, деталь, и очень редко – что-нибудь крупное.

Ася сидит в ванне, в пене. Замечает, что «исчезла» царапина на руке, опущенной в воду. Восклицает изумленно:

-                      Царапина растаяла! (2, 10).

В следующем месяце слышны такие простые сравнения, как:

-                      Зубной порошок пер’чит.

И такие усложненные, как, например:

-                      Смотри, какие желтые листики (в парке).

А: - А Оля какая синенькая... (А, 2,11).

Малыш продолжает сравнивать, подгоняя неизвестное под хорошо знакомое и привычное. При этом сказку он может «приземлить» таким образом.

Ася в Павловском дворце в России, с Олей. В зале сервирован стол.

О: - Наверное, здесь принц встречал Золушку.

А: - А он сам ей готовил обед?

Один из любопытнейших примеров для исследователя детского творчества и для родителей – осознанная трансформация сказки. Известно, что дети не любят в сказках страшных мест и тем более – плохих концовок. Я прошу Асю рассказать мне сказку про Колобка и слышу в ответ скороговорку – ребенок словно боится, что его перебьют и заставят повторить то, что написано в книжке:

-                      Жили-были дед и баба, Колобок у них поужинал и спать лег. Вот и сказке конец, а ты – молодец. (2,11).

Нужно добавить, что как раз Алиса почти никогда не избегала мрачных сказок и уж тем более не плакала, слыша что-нибудь грустное (в отличие, например, от ее брата). Скорей, у нее всегда был повышенный интерес к подобным сценам, и мы только следили за тем, чтобы он не перешел границы. Именно в это время ее больше всего привлекали сказки с бабой-Ягой, смертью, ужасами, бесконечное сказочное сиротство и обиды со стороны мачех. Ася представляла, как и все дети, себя на месте героев, при этом мы часто слышали, что ее «родители  умерли», что у нее «нет ни папы, ни мамы». Произносить это вслух и даже думать об этом мы никогда не позволяли, но всегда честно отвечали на вопросы о вечности и смерти. Прошли годы, и время подтвердило ту взрослую правоту.

После того, как человеку в коротких штанишках исполнилось три года, он делает заметный скачок  в своем развитии, и с ним становится интересно благодаря его неиссякаемой любознательности, постоянным детским открытиям, нескрываемому восторгу, который он от них испытывает. Три года – это определенный заметный рубеж. Ребенок по-прежнему подражает нам; проявляется это и в его поведении, и в речи. Современная Ася утверждает:

-                      Герда и Кайф. (Слово из новейшего лексикона).

Но она же во всем ищет корень и смысл.

Сложив бумагу трубочкой, смотрит, разглядывает так и сяк.

Оля: - Это называется подзорная труба.

А: - А как она тут дымит?

В три года, мы говорили, усложняются детские уловки и маленькие хитрости.

Алиса не хочет есть и объясняет:

-                      Ляля, капуста плачет: я не хочу быть в супе! (3 года).

Приглядимся внимательней: это же не просто хитрость, а настоящая мини-сказка!

Еще через месяц мы обращаем внимание на то, как дети от простого идут к сложному – и тут же наоборот; от плохого – к прекрасному и от сказки – к реальности:

1.                    Ася видит автобусную остановку – домик.

-                      Здесь царевич живет?

2.                    Заметила финские санки, спрашивает:

-                      А почему женщину в коляске везут?

3.                    Мужчина на улице несет что-то длинное в бумаге. Говорю Асе, что это... или лыжи, или клюшка...

А (мечтательно): - Или колбаса...

Она привыкла видеть именно палку колбасы в бумаге и, кроме того, как все дети, желает то, что находится для нее под запретом.

4.                    Увидела двойной троллейбус с одной парой «рогов», сообщает:

-                      Автобус в троллейбусе вместе  едут за веревочку.

5.                    Рассказываю Алисе, как взять аккорд на пианино. Комментирует:

-                      Так, чтобы посередине ехала машина (вариант – плыл кораблик, то есть клавиша).

Ребенок и сам настраивает нас на игру в учебе.

6.                    Люди и звери достаточно тесно переплелись в детском воображении. Меня стригут, Ася нервничает:

-                      А твоей гриве не больно?

Важно, что ребенок в этом возрасте способен сопереживать.

7.                    Малыш постоянно ищет и ждет перевоплощений, для него все еще слишком часто меняется в этом мире.

Оля говорит: - Я еду учиться быть парикмахером.

А: - А когда ты будешь Олей?

Ведь обычно Оля – друг свой и домашний, а неведомое ремесло семейного парикмахера  отдаляет ее от ребенка, которого это тревожит. Здесь налицо борьба за стабильность Д-Р, сопротивление Д-В.

В 3 года 1 месяц звучат вопросы, обычные для малыша, воспитывающегося в коллективе (Алиса ходит в сад, как большинство ее сверстников). Мы слышим самое распространенное:

-                      Как стены открыть?

Вероятно, и ваши дети задавали вам этот вопрос. Звучит и следующая чисто советская сентенция:

-                      А я синий кофе люблю. (Значит, на воде, садиковый или больничный, действительно водянистый и голубой).

Асе подарили набор открыток: кот ловит рыбку.

-                      Кот не утонет, потому что держится за удочку, - успокаивает себя ребенок.

Снова изобретаются невероятные поступки и приключения ради того, чтобы сказка не кончилась плохо... Творчество может быть оружием психологической обороны.

Когда малыш произносит:

-                      Я тоже хочу дирижорить, -

он входит в роль, представляет себя на месте другого человека. (А, 3,1).

В этом возрасте детей часто преследуют их собственные ночные крики и страхи. Ася рассказывает, что крылышко бабочки колется, веточки бегают по кровати. У меня, четверть века назад, в это же время и чаще при температуре случались подобные ночные видения: пауки на кровати, змеи (слишком явственно и, насколько помню, до самой школы) – складки пододеяльника, покрывала. Бывало это и в том возрасте, когда я уже знала при высокой температуре, что нужно просто сразу включить свет.

3 года 1 месяц – период, когда малыш, невзирая на нелюбовь к пасмурным сказочным концовкам – поеданию Колобка или бабушки из «Красной Шапочки» и т.д. – интересуется отрицательными персонажами и постоянно спрашивает о Снежной Королеве, Бабе-Яге, мачехах, людоедах. Это, правда, вполне может соседствовать и с сочинением таких непринужденных мини-сказок, как следующая, - помните?

Говорим Асе, что самолет улетел в другой город.

А: - Домой. У него там маленькие самолеточки.

И это тоже пример психологической обороны. Любой ребенок защищается от несправедливости и тревог.

Не новость и такие наивные советы Аси:

-                      Оля, почему ты без шапки?

-                      Я не люблю их.

-                      Ни шапки, ни капюшоны?

-                      Да.

-                      Давай, я сяду к тебе на головку и тебе будет тепло.

Девочка-то действительно любимая и теплая!

В 3 года 5 месяцев сочинение стихов и сказок – самое обычное дело. Все образы, которые представляет и описывает ребенок, по-настоящему зримы. По-прежнему к буйству фантазии подталкивает ситуация, в которой нужно собраться, сосредоточиться; подводят к этому экстремальная ситуация, спешка, волнение. При этом ребенок начинает утрировать и уточнять.

Повторю пример. Мы приготовились ехать на дачу. Ася переживает: нужно все не забыть взять, сложить игрушки, а главное, не забыть саму Асю. Она кричит:

-                      Платок уготованный!

В это время на четвереньках пробегает брат Сашок, Алиса все пытается успеть и, конечно, поиграть; мимоходом, но деловито она отдает приказание:

-                      Саша, ты будешь кошкой.

Еще одна похожая ситуация, на которую Ася реагирует так:

-                      Мы ходили в музей, а там очень крепко закрыто было.

Видимо, выходной день – или опоздали?

Экстремальная ситуация может возникнуть на проезжей части, ребенок это чувствует. Маленькая Ася успокаивает меня, совершенно не соразмеряя наши возможности:

-                      Ты не бойся машины, я тебя за руку держу.

При этом она и не думает шутить! За меня отвечает.

Малыш старается наделить все слова ласкательными суффиксами и музыкальными окончаниями. Он хочет, чтобы и мы с ним были добры и приветливы:

-                      Мне не нравится имя Алиса и Ася. Мне нравится только Алик и Солнышко.

Какая показательная фраза!

Из этого же ряда и следующая хитрость:

-                      Сашуня меньше, а я больше. Поэтому ты его меньше любишь, а меня больше, да?

Произносится это самым невинным тоном и, разумеется, без тени игры. Эта проблема волнует старшую сестру, и девочка искрення. Если и в вашей семье больше одного ребенка, то подобный вопрос актуален для вас.

Остаются в этом возрасте и такие, совсем детские, вопросы:

-                      Ася, это злая собака, не трогай.

А: - А когда собака станет хорошей?

Конечно, собака тоже должна побывать хорошей – так же, как должна побыть лисой, цветком, человеком...

Вот стихи, которые мы дома услышали в это время:

1.                    – Мяч кидается,

Кругом все разлетается!

Произошла, вероятно, двойная подгонка к рифме. Мяч – живое существо, и это не зависит от рифмы.

2.                    Ася сочиняет песенку:

-                      Саня, мой дружок,

Светит Саня-колобок,

Саня дружочек,

Саня колобочек!

В дальнейшем круглые предметы в детском воображении часто будут «светиться» по ассоциации с солнцем. Это любопытное явление, мы еще поговорим о нем подробней.

3.                    – Мама дочку похвалила,

Что ребенка запас’лила.

Я спрашиваю, что за странное слово. Алиса отвечает убежденно и серьезно:

-                      Это он сливы ел и устал. Значит - запас. (Вариант: ребенок запас’ливый).

4.                    Ася поет:

-                      Прыг-скок, прыг-скок,

Это зайкин голосок.

Мы размышляем с вами о возникновении первых сказок, ранних собственных сочинений. Речь идет о возрасте трех с половиной лет. Конечно, одни и те же законы действуют на разноязычных детей. Вот, например, билингв, русско-иврито-говорящий ребенок рассматривает картинку, на которой изображены непонятные плоды загадочного дерева. Малыш произносит на иврите:

-                      Я понял! Папа приклеивает звезды и облака! (Еванти! Аба маркив кохавим вэонаним!).

В воображении ребенка  его всемогущий, большой папа может с лестницы прикрепить звезды к небу. Почему бы и нет?

Наша прозаическая жизнь с ее бытовыми проблемами безусловно затрагивает воображение малыша. Другой русскоязычный мальчик участвует в таком диалоге. С ним заискивает, заигрывает мужчина:

-                      Это что?

-                      Карман, - вяло отвечает ребенок.

-                      А что у меня для тебя в кармане есть? – заглядывает в глаза взрослый.

-                      Деньги, конечно, - уверенно отвечает мальчик. Что для него может быть интересного в чужом скучном дяде?

Между тем, ему еще даже не исполнилось трех лет... Но творчество продолжается.

Мы видели, что детские стишки, появляющиеся в это время, еще весьма сомнительного художественного качества: мысли в них меньше, чем совершенства формы, но все же в них обязательно присутствуют размер, ритм, мелодичность, рифма. Ребенку ужасно нравится самому сочинять, он стремится к гармонии.

Любопытно искажение чужого текста, наблюдающееся довольно часто. Например, Алиса поет:

-                      Баба села на горох.

Тут же объясняю, что значит «сеяла», а что – «села». Ася запевает дальше:

-                      Стала русого плясать,

А потом вприсядку. (3 года 5 месяцев).

Но речь ведь идет о русском танце, а не о зайце!..

На следующем месяце жизни Ася сочиняет сказку, и снова в зачаточном состоянии. Но если ребенка попросить, то он довольно интересно разовьет свои мысли. Такой сказке может позавидовать взрослый писатель (во всяком  случае, на этой основе я написала потом стихи).

Мы постоянно ходили к колодцу, Асе нравилось кричать над водой и слушать эхо. Эхо стало для нее живым существом, персонажем:

-                      Мы ведро опустим, а там Эха схватит. (3,6).

Эха жила не только в колодце, но и в лесу, в трубах. Она могла быть злой и доброй...

Видимо, в 3 года 7 месяцев дети уже способны выделить сон из реальности. Маша у писателя Пантелеева говорит (с.176):

« - Я во сне видела, что мы с бабушкой купались.

-                      Где вы купались?

-                      В море. Мы плавали с бабушкой. А тебя не было. Ты, наверно, дома остался. А ты тоже этот сон видел? –

и – Маша рассказывает сказку, утенок в этой сказке утонул в ванне. Машу спрашивают: не жалко утенка?

«- Жалко...

Потом подумала и говорит:

-                      -         Но ты знаешь, это ведь было во сне!» (с.179).

Малыш  в возрасте 3 лет 7 месяцев  отдает себе отчет, что сон – это сказка, то, чего «почти не бывает».

Характерны для этого возраста такие ошибки, - повторим их по примеру К.И. Чуковского, чтобы вспомнить и сделать выводы.

-                      Какое это дерево?

-                      Весна. (Сосна).

Говорю: тут живет собака боксер. Через некоторое время Алиса спрашивает:

-                      Здесь живет собака таксер?

Ребенок «примеряет» знакомые слова и понятия. Все неизвестное он способен объяснить только через привычное, доступное или прибегнув к вымыслу. Если прежде все было внове, то в этом возрасте малыш многое знает, отсюда и возникают такие смешные слова.

Срабатывает ассоциация: Алиса говорит мне на даче, думая про бывший Ленинград:

-                      Ты надела летнее платье, чтобы в Летний сад идти? (3,7).

Ребенок начинает употреблять художественные, тонкие сравнения.

Скосили траву. Ася говорит об оставшейся:

-                      Легкая трава. (3,7).

Какой это точный художественный образ! Взрослому уже трудно т а к видеть.

Из этой же серии – зримый образ, вызвавший такую лингвистическую ассоциацию, основанную на жаргоне. Ася спрашивает о нехорошем мальчике:

-                      Его отрубили? (То есть «вырубили», выключили, побили). (3,9).

В 3 года 9 месяцев дети часто говорят фразами-фабулами. Если такую фабулу развить, получится сказка.

-                      Пес поотдыхал и пошел на реку.

Объясняла Асе, что делать, если она в лесу заблудится. Через несколько дней слышу (Ихала – это довольно далекая от нашей дачи деревня):

-                      Если я заблужусь, пойду в Ихалу на почту и буду кричать: - Ау!

Расстояние все еще «резиновое», легко путаются в воображении неблизкий Ленинград и крохотная карельская деревушка.

А вот пример «оживления» неодушевленного предмета. Алиса вернулась с дачи в город, вспоминает:

-                      Здесь раньше росли качели. (3,10).

Можно ли не пожелать нашим детям, чтобы качели как можно дольше росли вокруг них в изобилии!

Отвлеку немножко читателя, так как  для восприятия некоторых  будущих высказываний нужно знать, как в это время жила рассказчица, Ася. Она вернулась с дачи в Ленинград перед поездкой за границу, и август мы провели с ней вдвоем в Чехословакии. Путешествие существенно расширило ее кругозор; за месяц Ася выросла чуть не на голову, окрепла, много занималась спортом и всю, тогда одну, страну проехала на машине и прошла пешком. В Чехословакию мы летели самолетом. Придется добавить, что Ася познакомилась с голодом, так как в те сложные времена в Чехословакии нам еды не хватало. Боюсь, именно голод станет главным ее впечатлением о Чехии и Словакии, где мы жили в семье друзей.

Теперь мы будем иметь дело с несколько иным, резко повзрослевшим человечком, соскучившимся без родных, знающим, что такое родина и что значит скучать без нее, - а об остальном Алиса расскажет сама.

Итак, мы в Ленинграде.

Ребенку исполнилось 4 года. Это уже взрослый, довольно разумный, рассудительный, по-своему опытный и самостоятельный человек. Умеет поддержать беседу, пришить пуговицу, мыться, также моет посуду самостоятельно, одевает младшего, помогает родителям, ленится читать, но часто в состоянии не спеша прочесть фразу. Конечно, все картонные книжки с картинками уже позади.

Какое представление о собственном творчестве складывается у малыша в это время? Он гордится своими способностями, ему интересно их развивать и не терпится афишировать. Он уже различает оттенки слова.

А: - Оля, слушай: Радостный поезд поехал в салют.

О: - Это ты придумал?

А (обиженно): - Это я не придумал, это я сочинил.

Вопрос: - Враги от слова врут?

Познакомилась с режиссером Юрием Маминым (тем, что поставит впоследствии Окно в Париж), фамилию восприняла буквально. Через несколько дней увидела его впервые по телевидению, кричит:

-                      Мама Юрин!

Оля: - Что же у тебя горлышко такое сипатое?

Рифмует, подыгрывает: - Потому что я Асятая.

Пытается (а часто это получается непроизвольно, просто так удобней общаться) рифмовать. По-прежнему любит читать по книжке заученные стихи, -«чтение наоборот».

Автоматный сок (то есть томатный), - ассоциация звуковая.

Малыша увлекают слова. Это очередная его игра, может быть, более длительная и таящая в себе неразгаданные возможности. Как приятно не просто ответить на вопрос, а подрифмовать точно и весело, доставив удовольствие себе и близким!

В то же время ребенок не отрывается от реальности – наоборот, он стремится все уточнять.

Гуляя, часто приходится заходить в магазин.

-                      Куда мы идем?

Оля: - Гулять.

А: - А на самом деле? Что покупать?

В 4 года и месяц Ася попала на короткое время в литературную среду, в дом творчества Комарово. В это время мы чаще всего общались с прозаиком В.Е. Насущенко, поэтами Д.Г. Толстобой, Г.Я. Горбовским (пересекаясь на прогулках и в здании) и другими. Мимо бегала туда-сюда собака Шарик, иногда кусалась, - жизнь шла своим чередом, достаточно распланированно и равномерно. Вот некоторые интересные фразы, оброненные Алисой в то время:

-                      Ты ясельная, а я са’довая. (То есть когда-то ты ходила в ясли. А я посещаю детский сад? Или нахожусь просто в обычном саду?)

Маленькое стихотворение:

-                      А почему я в садике не спала?

-                      А потому, что я тебя забрала! (Сама себе отвечает).

Детям все удается легко и они достигают высот тогда, когда игра не превращается в заданность, в работу, то есть именно тогда, когда им и н т е р е с н о то или иное дело. Как правило, любое увлечение кончается в тот момент, когда мы предлагаем ребенку взглянуть на него всерьез. Это касается музыки, литературы, других видов искусства.

-                      Запасной вагон, потому что он запасает людей. (Попытка думать логически).

Говорит о собаке Шарике:

-                      Я смелая, я ‘Шарки не боюсь. (Как бы принижает собаку, уменьшает ее, называет пренебрежительно, чтобы было не так страшно).

Диалог об известном ленинградском поэте:

-                      Это Дима Толстоба.

А: - Почему он Толстого? (То есть писателя  Льва Толстого, о котором рассказывали Асе).

О Глебе Горбовском, чье имя оказывается труднопроизносимым:

-                      Гриб Яковлевич?

О Владимире Егоровиче Насущенко:

-                      Я’гурович. (Яга переплелась с ягуаром – вероятно, так).

Это обычное фонетическое смещение в четырехлетнем возрасте, таково образное осмысление окружающего и происходящего.

Вадик как-то привозил в Комарово мой любимый сладкий хворост. В следующий приезд Ася вспоминает:

-                      Где творчество?

-                      ? (Немой вопрос).

Объясняю, что это за понятие.

А: - Нет, я у тебя ела желтое, сладкое. Творчество.

Л: - Творог?

А: - Нет, прошлый раз.

Долго соображаю... – Хворост?!

Асе 4 года 4 месяца. Она говорит:

-                      Подсливочное масло. (Означает – подсолнечное, по ассоциации смешавшееся со сливочным. В России тех лет другого масла на прилавках и не было...).

Вот еще одна чудесная, распространенная ошибка:

-                      Я проводник, я вас провожаю.

Интеллектуальный пример:

-                      Ты знаешь, кто такой всадник?

А: - Да, знаю. Всадник – это Петр Первый.

То есть Медный всадник... Как недалеко этот пример отстоит от недавнего Асиного же убедительного высказывания: «феррум – это желез!» Издержки принудительного раннего образования.

Малыш пытается самоутвердиться в своих и наших глазах. Возможно, поэтому он любит оперировать малознакомыми или вовсе непонятными ему словами, причем чем необъяснимей и «нереальней» слово, тем верней оно влечет за собой рифму:

-                      У всех зверюшек на виду

Сидела курица в аду.

Мы всегда поощряли стремление ребенка к употреблению «взрослых» слов, но сразу расшифровывали значение и часто предлагали то же слово на других языках.

Ася ходила в детский сад, поэтому с определенного времени я уже не могла следить за всеми ее интересными высказываниями. Но к этому моменту мой домашний опыт уже обогатился работой с детдомовскими детьми, о чем речь пойдет ниже.

В 4 года 5 месяцев ребенок продолжает думать о словообразовании. Появляются первые «абстрактные» вопросы:

-                      Что такое мир? сила?

Малыш расчленяет слова:

-                      Че и три – это четыре.

-                      Мы читатель (следует понимать как мечтатель).

Мой сын, кстати, так до 10 лет и произносил: мечитатель.

По-прежнему ребенок часто отталкивается от созвучия:

«балалайка» в 4 года звучит как бала’вайка, от глагола «бало’ваться».

Показываю Саш’ку из окна грузовик, Асе хочется поучаствовать тоже, бежит к нам с криком:

-                      Очень грузовик? Очень грузовик? (То есть большой ли?)

Вот подтверждение тому, что в приподнятом состоянии дети свободней производят слова и пользуются широкими языковыми возможностями.

Многое еще связано со зримыми образами, от них малыш отталкивается, приходит к абстрактным понятиям или уточнению.

Зимой на улице Алиса замечает:

-                      А где у собачки подтяжечки? (Т.е. поводок).

Вот простой пример. Продолжается отождествление себя с предметом одушевленным или неодушевленным. Ася хочет пить. Ворона пьет, стоя в луже. Ася: - Хочу быть вороной.

-                      Я поцелую муравья! – с криком бежит к древесному жучку, действительно пытаясь поцеловать на радость маме...

Мы помним, как еще недавно ребенок садился кукле на колени или приставлял к себе игрушечный ночной горшочек.

Если наша методика насильственно насаждаема и неверна, об этом подскажут дети.

-                      Ракета – это петушок, потому что у нее наверху гребешок красный, - говорит Ася о детской металлической ракете-горке, которая стоит во дворе.

Это замечание интересно больше всего тем, что оно искусственно, ребенок хочет порадовать взрослых очередной выдумкой, - сравнение «в принудительном порядке», именно то, на чем кончается творчество.

Вот удачный образец поведения взрослого, - следующая ситуация, Оля и Ася пришли в Петровский магазин в Ленинграде, облицованный плитками с изображениями животных. На одной кафелине отчаянно грустный бык с кольцом в носу. Ася спрашивает, почему бык печален. Бабушка отвечает:

-                      Потому что ему вставили в нос кольцо, чтобы он не кусался, и он не может отсюда уйти.

А: - А давай вынем кольцо и заберем быка домой, пусть кусается!

Эту реплику хотелось бы прокомментировать. Сказка может ожесточить ребенка, но при нашем желании она способна его воспитать, привить и развить гуманизм. Ася ценой собственного благополучия готова спасти животное, которого не может не бояться: бык для нее огромен, и он кусается, его даже держат на привязи. И все же главное для ребенка – помочь, выручить, сохранить.

4 года 5 месяцев – очень непростой период для малыша. Его раздирают внутренние противоречия, отсюда частые сбои в поведении: неделю ребенок может быть покладистым, предупредительным, ему нравится вести себя хорошо, и вдруг его не узнать – дерется, грубит, делает все назло. Поэтому высказывания, которые мы записываем, тоже неровные. Какая внутренняя работа должна была быть проделана девочкой, чтобы она произнесла:

-                      Я научу Сашу большого быть хорошим, я ему расскажу...

Ведь Ася говорит об отчиме, который ее оставил и которого она не в состоянии – да и не хочет, потому что любит – забыть. Похожие фразы характерны для детдомовских ребятишек, горько переживающих свое сиротство.

Вот следующий пример:

-                      Я когда буду школьницей, испорчу глазки – буду носить очки. (А, 4,5).

Все ребята мечтают носить очки – «как большие», и вот малыш фантазирует, строит будущее.

Летом в Чехословакии Ася кувыркалась на перекладине. В Ленинграде пришли с Олей во двор – грязь, март. Ася просит покачаться:

-                      Давай попробуем, зацепившись за сапожки. (То есть вниз головой).

Пробует, не получается. Оля объясняет:

-                      Наверное, надо другую обувь.

А: - Надо в другую страну, тогда получится.

Малыш пробует мыслить масштабно, что интересно, не говоря о том, что уже в этом возрасте Чехословакия для него предпочтительней холодной, «немытой» России.

Жив антропоморфизм:

-                      Камни из лужи воду пьют...

Стоит приглядеться, а что особенно интересует детей в этот период?

Вот Ася смотрит в зеркало:

-                      Как будто я нарисована.

Самое время предложить ей развивающую игру с зеркалами.

Многие высказывания этого возраста можно отнести к ошибочным и говорить о них в главе «Ошибки», но нас в данном случае они привлекают своей необычностью, непосредственностью; в них ярко отражены представления ребенка о мире и роль воображения в это время. Вообще же с 4 лет 5 месяцев подобные записи теряют смысл: ребенок уже взрослый, легко сочиняет сказки, легко их видоизменяет, подражая признанным авторам. Есть дети, которые в этом возрасте читают Дюма и Шекспира. К ним не могут применяться прежние мерки, подходившие для маленького человека. «Незажатое» формулировками и сте-реотипами время кончается, но пока малышу еще легко сочинять (чем меньше в нем «взро-слости», тем легче). Отныне он просто будет у м е т ь это делать; сейчас же он  с о ч и н я е т, потому что ему это нравится, хотя как взрослый писатель придумывать еще не умеет.

Давно ли вы играли со своими детьми – независимо от того, маленькие они или большие? Все равно для нас они - всегда дети. Мы уже говорили о том, что ребята любят рифмовать, нередко при этом напевая. Одну из самых распространенных и простых игр предложил Даниил Хармс, - вы помните его стихотворение (см с.34)? Там пропущены рифмующиеся слова, и, конечно, вы сразу догадались, какие именно, - не секрет это и для ваших детей. Попробуйте придумать сами похожий стишок или песенку, ваш маленький или подрастающий уже ученик будет очень доволен! Кстати, Хармс нередко использовал характерный прием всей русской литературы нашего, да и не только нашего, 20-го века: эзопов язык он распространял и на детские, казалось бы на первый взгляд, стишки. Поэтому его стихи одинаково интересны и детям, и нам, взрослым. Это всего лишь один пример, а сколько их!

Все это время мы с вами говорили о малышах и совсем забыли старших ребят, школьников. Просто еще не пришло время поговорить о развитии их творчества, так как процесс развития – постепенный. Но не обделили ли мы их вниманием? Чтобы этого не произошло, я позволю себе напомнить, что самое главное сейчас для больших ваших детей – это общение. А учить общаться их начинали или начинаем мы, самые близкие. Прежде всего нам самим нужно научиться понимать своих ребят, так как иначе настоящее общение не состоится или скоро прервется. Я говорю о взаимопонимании, о неравнодушии друг к другу. Как важно встретить улыбкой ребенка, пришедшего из садика или школы, - не пустым и ничего не значащим: как дела? - а ненавязчивыми подробными и заинтересованными, что основное, расспросами, чтобы малыш почувствовал ваше внимание к нему, как к маленькому взрослому. Он уже – личность, не перебивайте его, постарайтесь расслышать побольше подробностей, найдите на это время. Малыш ведь преодолел сегодня настоящий рабочий день, у него было столько занятий, уроков! Он непременно хочет поделиться с вами своими радостями, проблемами, а если молчит – то просто не умеет выразить словами переживания. Придется признаться, что это вы сами вовремя не научили его рассказывать. Слушать – ведь это искусство! Конечно, ваши мысли заняты больше всего тем, как научить ребенка, если ему, скажем, лет семь, зажечь плиту (хорошо, если у вас микроволновая печка, а не газ или не дровяная плита), не вывернуть на себя горячую пиццу, научить открывать дверь ключом на веревочке, не терять кошелек; обучить его ездить на автобусе и убирать ноги с сиденья хотя бы тогда, когда об этом объявит водитель, - ну и так далее. Все родители проходят через эти неловкости и неприятности. Пройти медленно – не пробежать. А потому мы вернемся к нашим действительно малышам, не забывая о старших детях, - продолжим постепенный разговор о развитии детского творчества, о его этапах. Иными словами, вернемся и к нашему детству, к сказке.

Алиса объясняет брату:

-                      Орешки не грецкие, а «булочные».  (Т.е. на сдобной булке).

-                      О-па, о-па, ду-ду-ду,

Все я шлепаю, иду.

(Вариант «топаю», и без конца звучит песенка в таком духе).

Показываю Асе восходящее солнце, самого его еще не видно, но край тучи красиво освещен. Ася перебивает мои рассуждения:

-                      Солнышко встает, и это солнышкина простынка светится, а матрасик у него в полосочку, и подушка горит в огоньке – далеко-далеко, как светлячок.

Какое точное сравнение края тучи с отогнутой простыней, которой закрывается во сне ребенок! Чуть больше напряжения, драмы – и «сюжет» выйдет за рамки ласкового антропоморфизма. По стереотипу Алиса подгоняет солнышкин быт под свои представления о сне, она приближает солнышко к себе, одновременно входя в роль и за него «чувствуя». Если задать следующий логический вопрос, то наверняка можно со всеми подробностями услышать, когда солнцу тепло и холодно, жесткая ли у него постель и т.д., но – мы торопимся в садик...

-------------

Мы проследили хронологически за развитием детского устного творчества представителя одного поколения второй пололвины 80-х годов. Приведем хотя бы несколько примеров для сравнения с иным, предыдущим поколением, но не будем отступать от правила и займемся высказываниями представителя той же среды за четверть века до этого – соответствующими «изречениями» Асиной мамы. Их можно было бы оставить без комментариев после всего вышесказанного и дать как сравнительный материал.

Ляля могла не заметить крупное, но мелочи, соринки, пушинки – во все это тыкала указательным пальцем; способность упускать главное и видеть второстепенное осталась на всю жизнь, как особенность восприятия.

Пыталась снять со своей мамы Оли двумя пальчиками родимые пятна. (8 месяцев).

В 8 месяцев заговорила внезапно – все слова с удвоением: мама, папа, Ляля, дада, баба, дядя, дай-дай...

Процесс удвоения мы рассматриваем в этой книге особо, говоря о других языках.

До одного года убаюкивала себя песенкой, как ее будущая дочь Ася, хотя, в отличие от Алисы, в детстве слышала колыбельные песни.

В этом возрасте – и в дальнейшем – дети постоянно говорят (мурлычат, поют), это по-своему интересный период, вслед за которым и происходит рождение первых стихотворений (как мы видели, в самом раннем возрасте).

В 1 год 7 месяцев, заслыша летящий самолет, просила:

-                      Дж-ж-ж. Те’сё. (Подай самолет, и все тут, - так отразилась несоразмерность с реальностью).

Малыш чувствует себя хозяином в своем мирке, пока не столкнется с недостижимым и непонятным-пугающим.

Как вы понимаете, дорогие читатели, я называю далеко не все характерные для данного поколения и возраста особенности, поскольку стараюсь не выходить за рамки «легкого чтения». Тем не менее, подобным образом поступали, примерно так развивались в массе все дети моего поколения и возраста. В данном случае нельзя не воспользоваться дневниковыми записями моей мамы и не попробовать хотя бы примерно сопоставить характеры и времена.

Смотрю книжку вверх ногами:

-                      Коляса упала. (Коляска). (1,9).

Мария Казимировна произносилось мной как Малина Зимировна (по сходству и выделению главного, яркого – так же, как Николай Др-р-рыч – Николай Федорович). Ассоциация не может быть абстрактной, ее вызывает только нечто очень конкретное.

В этом возрасте появляются смешные высказывания. В 1 год 10 месяцев, после поездки в зоопарк, меня спрашивают:

-                      Ляля, что ты видела?

-                      Мишку.

-                      Что он делал?

-                      Кушал

-                      Еще?

-                      Играл.

-                      Как играл?

-                      Лопаткой...

Опять происходит очевидная подгонка под стереотип, но, кроме того, здесь сказывается длительность разговора: ребенок в этом возрасте не в состоянии долго сосредотачиваться и вести столь продолжительную беседу, он просто забывает, о чем шла речь. Эти разговоры утомляют, от них хочется скорее отделаться. Это тоже может спровоцировать нарочито неверный ответ.

Хотела ударить Олю, она сделала сердитое лицо, говорит:

-                      Что надо сказать? (То есть «прости, пожалуйста»).

Ляля с перепугу отвечает:

-                      Не буду трогать печку.

Оля (сдерживая смех): - Еще?

Л:  - Спокойной ночи.

Как это напоминает разговор с иностранцем... Агент-манипулятор попался с поличным: забыл «рабочую» легенду и пытается приспособить старые.

А вот первая детская хитрость, милосердная ложь во имя спасения.

Переела лекарств (проглотив 10 таблеток), утешаю свою маму и говорю ей:

-                      Лекарство было невкусное... (1,10).

Почти два года. На огороде сняла с себя бантик, повесила на лук:

-                      Пусть бантик растет.

И бантик, и лук – такие же дети или по крайней мере живые существа. Мы опять сталкиваемся с антропоморфизмом, оживлением предметов.

Вот как действуют на детей в этом возрасте ассоциации. Играла в мяч. Он скатился с лестницы.

Оля: - Мяч ушел, так как Ляле надо кушать.

Поела, снова играю, скатывается мяч, бегу к своему стульчику, собираюсь сесть:

-                      Мяч ушел, Ляле надо кушать. (Такова ассоциация по сходству).

Основные принципы постижения мира проявляются одинаково в различных поколениях. Время на них почти не влияет.

В два года записали первое стихотворение:

«Шишки-бай,

шишки-бай,

ступай бука

под сарай».

Конечно, это стихотворение-песенка, как и «положено» в этом возрасте. «Шишки-бай» - это «баюшки-баю».

Два года с хвостиком – коайне любознательный возраст, малыша трудно испугать даже «шипучим дядей» или прочими детскими кошмарами-страшилками. Они вызывают только интерес и радость (в том числе у Ляли, затем у Алисы), потому что наступило время ускоренного познания мира.

Пройдет год. Так ли уж много изменилось в самом подходе ребенка к познанию окружающей действительности? Осталось прежним стремление во взрослый мир, подражание старшим:

-                      Зачем папа уехал, только ребенку нервы расстраивает... (Папа уехал в командировку). (Л, 3,2).

Малыш в этом возрасте становится вдумчивей, а его фразы – осмысленней.

Прежней осталась лингвистическая изобретательность, но теперь она интересна и нам, взрослым.

Прабабушка говорит:

-                      Я твоя прабабушка.

Ляля отвечает: - А я твоя пра-Лялечка.

Здесь обнаруживается стремление к созвучию: подошло время!

Хочу еще раз напомнить о принудительных обучающих играх, которые очень опасны, они зажимают ребенка и ограничивают его непосредственность, пресекают творческий стимул. На записанных  примерах сказалось насильственное обучение. Мало детскости; мне, например, старались не давать кукол, зато в книгах недостатка не было.

Учусь правильно произносить буквы. В отчаянии жалуюсь:

-                      Мне в горло попадает воздух, который неправильно говорит.

Поет Ив Монтан. Оля объясняет, что он поет на французском языке. Танцую и говорю:

-                      Я танцую на французском языке.

Ребенок имеет еще самое смутное представление о языке как понятии. Тем не менее пытается философствовать и рассуждать, как взрослый, о политике. Я говорю в свои три с половиной года:

Л: - Мама, об Хрущеве можно теперь не думать.

О: - Почему?

Л: - Он не работает, дома сидит, а что о нем думать.

Очевидно, это отголоски где-то услышанного во время оттепели 60-х.

4 года 5 месяцев – самый, пожалуй, интересный возраст в отношении попытки литературного творчества, даже ошибки ребят в это время особенно привлекательны.

Л: - Мама, а Щорс был собачка?  А почему его так звали?

Правомерный вопрос, - уже ведь опубликована информация, что никакого реального Щорса не было, его выдумали.

Малыш самостоятельно приходит к выводам, не всегда, правда, верным. Ляля общается с мастером Ленгаза.

Мастер: - У тебя есть папа?

Л: - А я сама не знаю, есть у меня папа или нет. Его никогда не бывает дома.

(Папа чаще всего в командировке). Горькие мысли...

Для пяти лет характерна следующая фраза.

‘Плачу вечером. Оля говорит: - Не плачь, ты мне мешаешь читать.

Л: - А ты положи на ушко подушку, а я буду плакать, ты и не услышишь.

В более старшем возрасте я слышала нечто похожее от бывшего соманежника Дани, который говорил своей маме: - Не мешай мне плакать. (В то время как она всячески пыталась его успокоить). Детям нужно иногда выплакаться, не держать обиду в себе, а пристальное внимание в данном случае не обязательно.

Опередим наблюдение за развитием современной девочки Аси, приведем высказывания, появившиеся у ее мамы Ляли к шести годам:

-                      Всем война не понравилась, а про нее есть почему-то хороший день. (То есть 9 мая).

Думаю, что родители вспомнят это «почему-то», которое так любили или любят их 5-6-летние дети.

-                      Смотри, какие красивые живые цветы!

Л: - А где убитые?

Сразу перед глазами встают примеры из книги «От двух до пяти», мы их вспоминали в начале.

Речь становится образней и разумней. Ляля рассуждает о Медном всаднике.

О: - Люди всего мира мечтают увидеть его, он уникален.

Л: - А почему не сделали их больше? (Это уже 6,5).

Если раньше можно было перенять что-то наиболее удачное из детской речи (см главу о словообразовании, неологизмы), то теперь вот-вот появятся такие же необычные, иногда полезные мысли, заставляющие задуматься взрослых.

Но наши слова еще прямолинейно, в лоб воспринимаются детьми.

-               Картошку режут кубиками, - говорят Ляле.

Не веря, бегу за детским деревянным кубиком, пытаюсь им резать...

Мы поговорим отдельно о возрасте после шести лет, но сейчас, заканчивая эту тему, мне хотелось бы привести первую загадку, придуманную малышом: загадки появились в 6,5  лет. Вот одна из них:

-                      Железное, а в нем вода, а в воде глаза – что это?

У вас есть варианты ответа? Попробуйте догадаться.

Ответ такой: - Наш мишка плавает в корыте.

Загадки ваших детей этого возраста мало чем будут отличаться от приведенной; они создаются по одним и тем же законам творчества. Все разновидности можно предугадать и объяснить. Чаще всего они объясняются особенностями среды проживания, уровнем начитанности ребенка, но не более.

Эти записи нет нужды комментировать, их нужно было только расставить хронологически в соответствии с темой и сравнить с предыдущими. Безусловно, какие-то несовпадения есть, они бросаются в глаза, но расхождения, повторю, легко объяснимы, несущественны для нашей работы.

Эту книжку написали дети, пусть она остается не слишком научной, радостной и непосредственной. Вторая ее часть требует более серьезного подхода, потому что, несмотря на явную беллетристичность, планировалась она как учебник. Попрощаемся с пустосмешеством и пустосмешением для того, чтобы через слезы и шишки прийти ко взрослому, умному смеху.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

МЛАДШИЕ ШКОЛЬНИКИ.

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Хлеб, соль и вода –

Вот и вся моя еда.

Лена, интернат № 15.

Воспитывая собственных детей, много лет я вела различные литературные объединения во дворцах и домах пионеров и так далее, а затем параллельно стала вести ЛИТО и в детских домах. Как не подходят эти слово к раскрепощенной фантазии, творчеству! ЛИТО – значит литованный, прошедший цензуру. Детский дом – чаще всего символ несправедливости, боли. В Ленинграде три кандидата наук всю жизнь мечтали создать экспериментальный дом для одаренных детей, лишенных родителей. После долгой борьбы с бюрократией им это удалось,  открыли «Золотой ключик». Был объявлен огромный конкурс, постепенно набраны лучшие педагоги, в том числе музыканты, художники. Я начала работу еще до открытия дома. В мою функцию входило объезжать все детские дома Ленинграда и области, отбирать в них творчески одаренных детей. Те, кто имел дело с подобными заведениями, отлично знают, как высок  в этих домах процент трудных детей, ребят самых низких в данной группе способностей и с подчеркнутыми особенностями поведения, но всегда среди этой горькой, на первый взгляд однообразной массы есть жемчужины – настоящие, хотя часто не развитые таланты и открытые души. Постепенно мне пришлось выработать определенную методику, единственную в России, так как после К. Чуковского и В. Глоцера никто и не мог заниматься серьезно подобной проблемой в условиях советской специфики. Я разработала примерно сотню упражнений-игр, о которых мы поговорим и с помощью которых реально определить уже в самом раннем возрасте, во всяком случае в три года, каков склад ума ребенка, насколько возможно в принципе развить его воображение, как он этому поддается и так далее. Мы начнем разговор со вполне благополучных, часто заласканных домашних детей и воспользуемся, как и раньше, их собственными высказываниями. Конечно, неправда, что эти серьезные взрослые люди - младшие школьники - вовсе не шутят. Просто смех стал осмысленней, в том числе и самими детьми. Например, с моей уже 13-летней дочкой Алисой, посещающей теперь уже в Иерусалиме две школы – еврейскую и русскую, Мофет – у нас состоялся такой диалог:

-                      Мама, у нас учительница родила и урока не будет!

-                      Где, - спрашиваю, - в Мофете или обычной школе?

-                      Нет, родила она не в школе, а дома. – Непосредственно отвечает ребенок.

Да, в том-то и дело, что все же – и долго еще – ребенок!

А когда я сообщила своим детям, что заканчиваю диссертацию, в этот день по совпадению в Иерусалиме полыхал салют.

-                      Диссертанчик ты наш, защитница! – говорили дети. И спрашивали искренне: - А салют в честь тебя?

Даже от 13-летних мы слышим  знакомые уже, распространенные ошибки. Например: - Я смотрю, спля.

А может быть, спя?..

10-летний мой сын Саша месяц назад наблюдал в Синае грозу без звука, только вспыхивали на берегу Красного моря на горизонте зарницы, а звук, вероятно, глушили иорданские горы.

-                      А кто молниям звук убирает? – задумчиво спрашивал сын.

Слышала я в Израиле и такой, уже не философский монолог:

-                      Ты козел через «а», и нет на тебя проверочной буквы!

По-моему, это замечательное детское ругательство, раз уж без них вовсе нельзя обойтись.

Как мы видим, наш, вернее, их юмор еще далеко не иссяк. Но если серьезно...

Не всегда это так забавно, и главу о младших школьниках я предваряю эпиграфом – вот такую песенку постоянно пели интернатские дети в России: «Хлеб, соль и вода – Вот и вся моя еда». Думаю, что и сегодня детдомовские или оказавшиеся на улице дети поют в той стране то же самое. Если поют.

Давайте не будем забывать, что не все наши дети благополучны, даже если мы забрасываем их шоколадками, пичкаем информацией, на наш взгляд самой полезной; таскаем в кружки. А как понять, что действительно происходит в душе ребенка?

Не всегда подход к нему должен быть одинаков. Очень часто игровые занятия с ребенком возможны только в индивидуальном порядке, хотя нередко уже после двух-трех встреч вы можете встречаться с ним и в коллективе, будь то большая или совсем маленькая группа детей. Зависит это от степени раскрепощенности и общительности вашего подопечного, от его способности подладиться к конкретным условиям, а часто – и от перемещения в заданные условия, от личной необходимости ребенка жить в коллективе. Нередко ему просто не оставляют другого выхода, не предоставляют выбора, и маленький человек вынужден приспосабливаться. Волей-неволей ему приходится отвечать на вопросы при всех, потому что бывает и так, что не отвечать – невозможно. Засмеют, не поймут, и будет хуже. Часто ребенок чувствует это инстинктивно. Почему я так долго говорю об этом? А потому, что одна из наших с вами задач – раскрыть внутренние резервы организма ребенка, помочь ему выявить определенные ресурсы, помочь раскрепоститься и приспособиться: всю жизнь ему придется заниматься именно этим! Мы учим малыша общаться: сначала – с нами, близкими родственниками,  затем – с приятелями, учителями и так далее. Вы видели, сколь непосредственен ребенок в 4 года, но всегда ли у него будут желание и возможность проявлять искренность, доброту, заботу? Как закалить такого малыша, чтобы он выдержал удары судьбы? А если это творчески одаренный ребенок, то чем именно можно и необходимо ему помочь?

При работе со старшими дошколятами и младшими школьниками возникают два основных вопроса: чему мы их хотим научить и как. Как мы знаем, научить писать стихи или сказки нельзя. Зато можно поставить ребенку вкус, развить слух и показать, как писать не нужно. Мы отталкиваемся от обратного, подыскиваем отрицательные примеры (они помогают утвердиться пишущему ребенку), читаем классические образцы (с помощью которых воспитываем вкус) и все это обязательно подаем в игре.

Мы будем говорить о дошколятах в основном на примере ребят из детских домов.

Все дети пяти-шести лет, как вы помните из нашего разговора, великолепно владеют рифмой, - они придумывают ее и строчат, как пулеметы. Рифма поддается даже ребятам с сильными нарушениями, с наследственными проблемами. Уже в этом возрасте резко выделяются дети, рожденными мамами, больными шизофренией. У таких ребят особенно бурно работает воображение, они сопровождают речь обильной жестикуляцией, экзальтированы, придумывают самые оригинальные сказки и литературные приемы (что может впоследствии исчезнуть совсем).

Перед началом занятий я, например, искусственно расшевеливаю ребят, вызываю всеобщий смех, а расстроенных детей успокаиваю словом и лаской, сажаю на колени, создаю непринужденную, домашнюю обстановку и комфорт (насколько это возможно) и в довольно приличном темпе провожу литературные игры. Поначалу меня пугало непослушание, необязательность посещения занятий, разболтанность, но в итоге я все же отказалась от, скажем, российской системы, применяемой другими педагогами: построить всех в шеренгу, усадить по двое за парты, руки – на стол, вызывать отвечать по очереди. Это, конечно, принудило бы к полной посещаемости, обеспечило армейскую дисциплину, но охладило бы детский пыл и сковало фантазию. Единственное, что я оставила за собой – это соблюдение справедливой очередности, так, чтобы времени хватило всем. Если чувствовала, что ребенок подавлен, расстроен, то занималась индивидуально; обычно хватало одного-двух занятий, чтобы малыш вошел в форму и раскрепостился в коллективе. Это возможно, повторю, только в процессе игры. То же, кстати, относится и к многодетным семьям.

Сразу встал вопрос, что читать  и чего нельзя читать обездоленным детям, учитывая специфику жизни в детских домах. Интуиция подсказала, что не стоит делать акцент и на счастливых семьях (о чем мы говорили в начале). Дети всегда сами – герои любой сказки. Помните, им важно знать, что на свете есть такие же маленькие и несчастные, как они – Маленький Мук, глупенький и постоянно обманываемый Буратино, его друзья, подчиненные Карабасу; подчеркивание роли героев-родителей в сказке может травмировать ребенка, но полезно иногда читать про злую мачеху на фоне доброго героя. Мы подобрали в процессе занятий специальные книги, о которых я говорила выше. Мы читали их не циликом, а кусками, чтобы малыши могли дофантазировать фразу и ситуацию. Эти же методы не трудно применять самим в ваших семьях.

Дети очень хитры (вспомним о психологической защите). Если им заказано упоминание о маме, никто вокруг, кроме них самих, не поддерживает разговор на подобную тему; но все сказки, в которых дети чувствуют себя раскованно, закручены только вокруг мам (в крайнем случае – пап, если ребенок еще не полностью расковался). Причем сказка может начаться с медведя или бумажного кораблика, но один раз в середине, а потом обязательно в конце на сцену выступит мама, как правило – очень хорошая, даже если в жизни она бросила ребенка на произвол судьбы или так занята, что практически его не видит, не посещает. Популярен такой поворот: мама выгоняет героя из дома, а «другая женщина» (которая неизменно сливается в воображении с собственной мамой) его приютит и накормит. Малыш великодушно прощает, забывает или делает вид, что забыл, как в начале она обидела героя – то есть самого рассказчика (выгнала, положим, из дому). Малыша невозможно сбить с толку, по ассоциации он неизбежно выйдет на маму, как бы вы ни старались увести в сторону разговор и сюжет. Дети после того, как поделятся своими тяжелыми мыслями или пофантазируют вслух о хорошем, становятся спокойней и счастливей, что бросается в глаза. Я никогда не видела, чтобы ребенок стал или остался подавленным, рассказав сказку о маме, которой у него нет или общения с которой ему не хватает. Вымысел, хотя бы на короткий срок, отчасти компенсирует отсутствие желаемой реальности. Это говорит о том, как необходимо детское творчество самим детям. Если вы последите за теми сказками,  которые сочиняют ваши собственные малыши, вы узнаете, что больше всего их тревожит.

Вышесказанное касается не только литературы, но и живописи, и даже мягкой игрушки, если ребенок создаст ее сам – сошьет, например, куклу и начнет представлять, что это его мама. Но если малыш проделал все это не самостоятельно, он начинает нервничать, может заплакать. Его будет трудно успокоить. Ему необходимо прожить сказку с а м о м у, он должен управлять ею, герои должны ему подчиняться. Таково условие воздействия на ребенка психотерапией, и мы можем по своему желанию достичь определенных положительных результатов.

В момент творчества ваш малыш углубляется в себя и в сказку так, что окружающие перестают для него существовать. Поэтому прерывать его нужно крайне осторожно. Если же малыш знает, что его отвлекли только на время, а потом позволят договорить или выслушают все, что он пожелает, то он спокоен.

На занятиях, всегда построенных непринужденно и обязательно игровых, я постоянно использую и поощряю коллективное творчество. Не всегда есть возможность уделить время всем детям, но обычно достаточно дать слово каждому ребенку, в этом случае дети по очереди продолжают свою (все равно – свою) сказку: один – начинает (я обязательно даю толчок, предлагаю примерную тему или называю первоначального героя), второй участник игры подхватывает очень точно, как будто все с самого начала сочинял он сам, но уже со второй фразы его вполне может «занести» совсем в другую сказку – тоже свою; интересно при этом, что дети цепко держат в памяти основную линию или героя, они никогда не сбиваются и мгновенно  поправляют друг друга, если кто-то сфальшивит. Дети немедленно реагируют на любую несправедливость и ложь.

Им удается никогда не «перегнуть палку»: такое впечатление, что они все время ходят по острию, вот-вот сорвутся, но, рассказывая о чем-то ужасном, они все и всегда вовремя себя остановят; даже к любимой «маминой» теме социально неблагополучные дети умеют подойти вплотную, проговорить на нее полчаса, так ни разу и не назвав все своим именем. Подразумевается – мама, но речь может идти внешне совсем о другом.

Если обмануть их надежды и не дать на занятии слова, в следующий раз они начнут буквалньо драться за это право прямо с порога, применяя всю свою хитрость и упорство. Дело иногда доходит до драки в прямом смысле – так важна для ребенка возможность выговориться,

р а с с к а з а т ь. Процесс называния, высказывания вслух облегчает жизнь малыша и особенно необходим детям, воспитывающимся в казарменном, барачном коллективе. Высказывание – своеобразная защитная функция организма, возможность сохранить свое «я», утвердить и развить индивидуальность. То же можно наблюдать в многодетных семьях.

Ребенок ищет точности, в то же время охраняя свободу, свои отношения с языком. А отношения эти подразумевают наличие богатой фантазии, иначе не может быть. Без существования фантазии нет игры, а игра в возрасте пяти-шести лет – это жизнь.

Я прошу подобрать рифму к простым словам. Игра начинается серьезно: Оля – Коля, Оля – поле, но потом (причем первыми называют эти полуслова самые нетерпеливые дети) прорывается несуразное: Оля – голя, Оля – соля, т.д. То же самое можно пронаблюдать в иврите, английском. Ребенку трудно объяснить, что рифмой является только существующее в языке слово. Он, конечно, согласится, но через минуту скажет: корона – макарона, корона – рона. Ребенок очень старается, полуслова рождаются в его голове не из шалости, просто у него есть свое представление о языке. «Рона» не только развеселит его, но рона и соля для него – существительные, наполненные в данный момент понятным и обязательным смыслом. Это вполне реальная подмена, и малыш с трудом постигает разницу.

Сочинение одного стишка влечет за собой немедленное сочинение  следующего, поэтому мы сейчас говорим о рифмованных упражнениях, - если малыш возбужден игрой. А он, как правило, возбуждается мгновенно, придумав, особенно впервые и осознанно, что-то «свое».

В логопедии, нейрореабилитации, просто лечебной физкультуре давно известно: движение очень помогает детскому творчеству. В движении ребенок напрягается, собирает все силы. Интуитивно и мы пришли к игре «Рифма в движении» - горячо любимой игре, сопровождаемой шаганием по кругу и приседаниями в момент произнесения точной рифмы.

О роли движения и тяге ребят к ритмизованной прозе и стихам говорит обилие детских считалок, которыми пользуются все дети и на всех языках. Я не встречала ребенка, не принявшего бы условия игры: чего не бывает на свете? разве вещам не скучно ночью (подразумевается развитие темы ночных игр: вещи бегают, пока ты спишь?)? и т.д.

Но специфика занятий в детских домах такова, что любые игры обязательно выполняют роль ликбеза. В процессе занятий необходимо «вложить» в ребятенка максимум информации, только не слишком заметно для него самого.

Вот очень простой  игровой урок по творчеству Даниила Хармса. Давайте вспомним его пророческое стихотворение  «Из дома вышел человек», в котором Даниил Иванович фактически предсказал свою собственную гибель, когда он сам по воле Сталина «И в дальний путь, и в дальний путь отправился пешком», и так же как его герой «шел все прямо и вперед», не сворачивая с выбранного пути, преследуемого и запрещаемого. «Темный лес» 30-х отразился не только в этом стихотворении, которое так любят дети, не понимая второго плана текста, его сути. Любопытно, что в русских изданиях Хармса обычно предваряет это стихотворение другое – «Врун», конец которого зашифрован также согласно законам времени. «А вы знаете, что до? А вы знаете , что но? А вы знаете, что са? Что до носа ни руками, ни ногами не достать». Слоги «до, но, са» выделены в книгах другим шрифтом, сегодня это отчетливо читается как «доноса». Современники Хармса хорошо понимали, что не остановить стукачество; но кто, как ни Даниил Иванович, так великолепно раскрепощал фантазию ребенка? Поэтому и сегодня мы прибегаем к его глубоким и жизнеутверждающим текстам, стремясь развить детское творчество.

Мы много говорим о социально незащищенных детях. Их немало вокруг, но живут они и в наших семьях: это конфликтные ребята из неполных семей, или те, кто по каким-то причи-  нам бросает школу, это наши подростки, которые  часто не могут самостоятельно спра-    виться с проблемами переходного возраста, и которых нужно поддержать и направить,             з а и н т е р е с о в а т ь, чтобы – нередко – в буквальном смысле спасти. Не все родители замечают проблемы детей, а ведь иногда так легко протянуть руку, помочь!

В детских домах я столкнулась с тем, что мы с преподавателями составляем противовес: если на уроках логопеда все должно быть правильно и логично, борьба идет за обучение ребенка «чистому», непогрешимому языку, то у меня цель – раскрепощение фантазии, а не за-тверживание голых правил и истин. Конечно, противоречие это только внешнее, так как по сути мы приходим к одному и этого добиваемся: маленький человек обязан чувствовать родную речь и знать литературу, отличая хорошие образцы от плохих, и наша задача сделать для него родным не один язык, а два или несколько.

Для достижения своей цели и руководители кружков поэзии и прозы, и логопеды используют зависимость ребенка от сказки и его личную заинтересованность в творчестве. Запрещать сочинять – значит ограничивать детей. Интуитивно я всегда чувствовала, что дети не могут не «творить» в трудных семьях, в колониях и детских домах, так как им нужен хотя бы фантазийный и приблизительный выход в трудных условиях. Если взрослый поэт пере-кладывает свою беду в дневники или стихи, он как бы освобождается от нее, - то же самое ощущает маленький сочинитель: ему необходимо поделиться горем с кем-то или чем-то, то есть хотя бы бумагой. Такова роль дневника, но «помощь» истинного литературного творчества сильнее. Все помнят, особенно женщины, как в 14 лет вели дневник и роняли на страницы слезы, доверяя ему самое сокровенное. Здесь проявляется литературотерапия в действии, в данном случае – автотерапия, когда мы можем помочь сами себе - как правило, письменно. Созвучную мысль высказывал К.И. Чуковский: «Почти в каждом детском доме, в каждой школе я видел даровитых ребят, из которых при других обстоятельствах могли бы выработаться неплохие писатели, но их дарования глохли в тех антилитературных условиях, в которых они находились» (с. 248).

По этой причине я и решила записать часть упражнений-игр, которыми пользуюсь на занятиях с ребятами. Список игр практически бесконечен; у каждого педагога, несомненно, существует свой испытанный набор; в некоторые игры мы играем по разу, другие же – ребята любят особенно и напоминают о них сами.

Некоторые игры я заимствовала у руководителя кружка поэзии при редакции газеты «Ленинские искры» в Ленинграде – лучшего нашего литературного объединения, о котором снимались фильмы, писались книги; у руководителя, который сам, надеюсь, скоро издаст свою книгу, представляющую поэтический учебник для ребят – замечательного поэта и моего учителя Вячеслава Абрамовича Лейкина.

[Список игр приведен в первом издании книги].

Примечание: все ударения в книге сто’ят перед ударным слогом.