Лучшие Сашины стихи лиричны и философичны, - это естественное его состояние, свое понимание религии, особые, высокие чувства к ивриту. В интервью 2001 года журналист Александр Брод спросил, с чего началось увлечение еврейской культурой, и Саша вспомнил, как ему было всего восемнадцать, и в Куйбышевском Дворце пионеров он читал лекцию о советской еврейской литературе, а шестнадцатилетняя Розочка (иначе, не ласково, он при мне ее не называл) там же посещала кружок юных филологов:

   - ...Хорошо знал язык, хотя не афишировал этого, Василий Павлович Финкельштейн, руководитель филологической школы при Дворце пионеров - там, кстати, я познакомился с Розой, своей женой... Я пытался организовать кружок еврейской культуры в Пединституте. Короче, нас было достаточно много, и в мае 1967 года мы уже придумали название нашему кружку - "Алеф". Но тут разразилась Шестидневная война, и пришлось оставить эту затею.

   Саша тогда уже учился в Педагогическом институте на факультете русского языка и литературы. После школы туда же поступила и Роза.

   (Перевод с идиш Е.Аксельрод):

   * * *

На той земле мой след
не сыщешь в снежном поле.
Здесь - посреди камней
не различить мой след.
Здесь - корчится строка
от нестерпимой боли.
Тех, кто меня поймет,
там - и в помине нет.

Сломалась дудочка.
Я оробел, как в детстве.
Чуть песню затянул-
сдавило горло мне.
Я жду зари, чтоб вновь
в пустыне Иудейской
со всей Вселенною
молчать наедине.

     * * *

То ль рассвет, то ль ночь пришла ?
Вновь тревога ожила.
Полусвет иль полумгла?

Ветер стих, свой норов прячет,
Полуслепну полузрячий.
Что-то будет. Не иначе.

Тень падет иль свет с высот?
Что-то ждет меня вот-вот.
Да свершится, что грядет.

   Говорят, что Сашины стихи, созданные в оригинале на идиш, нежней и талантливей русских, - не потому ли их часто поют? Одна талантливая идишская поэтесса, ветеран Великой Отечественной, считала, что Гитлер победил уже потому, что он убил этот прекрасный язык; и Сашу всегда беспокоило будущее древних, родных ему звуков. - Из интервью:

   - Тому, что было до Второй мировой войны, уже не бывать никогда. Но культура идиш настолько велика и уникальна, что окончательно погибнуть, я думаю, она не может. Однако она, скорее всего, перестанет быть специфически еврейской и приобретет международный характер. Такие тенденции заметны уже сегодня. Я - лишь один из неевреев, пишущих на идиш, есть и другие. А среди изучающих язык в России, Германии, других странах уже, насколько мне известно, больше не евреев, чем евреев.
Так что, еще раз скажу, культура наша не исчезнет, хотя и не восстановится в прежнем великолепии. Трудно ожидать, что одно и то же чудо - возрождение языка - повторится дважды.

   ОТТЕПЕЛЬ

   1975

   Часть 2. Теперь за двоих не спеть...
Сплетенье душ, - судьбы скрещенья.

Они поженились в 1969-м. Некоторое время еще повезло жить спокойно... Интервьюеру Саша рассказывал, как попал в поле зрения КГБ:

   - Неприятности начались в 1975 году, когда мы с Розой побывали в Минске и познакомились с тамошними сионистами - полковниками Советской Армии Львом Петровичем Овсищером и Ефимом Ароновичем Давыдовичем. При возвращении в Самару нас обыскали в аэропорту, вытрясли привезенную литературу. Вызывали на беседы, "навещали" дома. Дважды мне объявляли официальное предостережение об уголовной ответственности за сионистскую пропаганду...

  
Он преподавал по-настоящему уже родные иврит и идиш. Вжился в традиции и культуру великого, вечно гонимого народа. В стихотворении "ЗИМНИЙ СЕМИСВЕЧНИК" Саша естественно, органично сравнивал березу с белым семисвечником. Он тонко, как человек ранимый и открытый добру, чувствовал природу; в стихотворении "ДЕРЕВО МОЕГО ДЕТСТВА" легко и светло признавался, что серебристому тополю "сложил свою первую песню"...

   СНЕГ В ФЕВРАЛЕ

Уже не похожий на зимний,
Еще не весенний пока,
Он завтра под солнечным ливнем
Утратит пуховость платка.

Гляди на него с восхищеньем:
Он твой устраняет позор-
Меж замыслом и воплощеньем
Привычный всесильный зазор.

Имея пленительно редкий
Талант наведенья мостов,
Он видится сучьям и веткам
Как первый набросок цветов.

А все потому, что на крыше,
Где кромка железа видна,
Отчетливо, хоть и неслышно,
В нем зреет капелью весна.

   Саша был так близок к природе, что его признание "на снегу стихи пишу" - строка для него очень точная. Он скажет позже о родине - "Вот он, твой журавль в руке!", имея в виду Израиль, где так естественно жил среди цветов, детей и животных, игнорируя будни...

   ПОСЛЕ ГРОЗЫ

Раму, чуть лучом стекла касаясь,
из окошка вынула луна,
положила на пол - и, блистая,
снова в облаках всплыла она.
И через какое-то мгновенье,
тенью распластавшись на стене,
исходя цветами, куст сирени
влажную ладошку подал мне.

   Между тем, в реальности подчас приходилось действовать жестко, организовывать и добиваться в Самаре работы Общества еврейской культуры. Саша вспоминал:

  
- Когда-то, еще задолго до революции, существовало культурно-просветительское общество "Тарбут лаам" - "Культура - народу". Предлагаю продолжить традицию и принять это имя". Это предложение вместе с еще двумя поставили на голосование, и оно прошло. Кстати, старинное общество "Тарбут ла-ам" до сих пор существует, по крайней мере, в Израиле: от здания нашего концерна "Новости недели" до его тель-авивской резиденции "Бейт Тарбут ла-ам" буквально два шага.

  
Все шло к отъезду в Израиль - от налаженной жизни:

  
- Желание созрело не столько у меня, сколько у моей жены Розы (здесь ее зовут Шошана). Я был, в общем и целом, удовлетворен своей работой в "Тарбут лаам" и вокруг него: преподаванием иврита, чтением лекций, выступлениями...

   Роза и Саша репатриировались 25 декабря 1990 года, как бы подарив друг другу в Израиле лишний год. - Лукавили с вечностью...

   * * *

Когда уходит друг хороший -
ты сирота.
И гасит день,
какой ни будь он распогожий,
осенней непогоды тень.

   ......

И лишь когда, в избытке счастья,
он благодарен был судьбе,
ты в нем спешил принять участье -
и половину брал себе...
Теперь не тешь себя сознаньем,
что друг в стихах твоих живет,-
стихи останутся стихами,
как смертью - смерть.
Он не придет,
Пойми, ни нынче и ни завтра:
Он мертв, твой друг.
И это - правда.

   Страшно звучат эти строки. Саша много писал о смерти, но, цитируя его же стихи,

"Всё неважно,
Всё бумажно...",

   и нужно было как-то устраиваться в новой жизни, начав с войны, безработицы, вакансии уборщика в супермаркете, и только затем уже - журналистом в газетах "Наша страна", "Новости недели" и многих других.

   Израиль воспринял он так:

  
- Он очень неоднозначный и очень многоликий, как, по-моему, и Россия. Вообще наши страны очень похожи: обе сознают свою исключительную миссию в истории - это сознание весьма положительное, если не переходит в чванство, шовинизм и ура-патриотизм, - и в обеих порой проявляется элемент шапкозакидательства и излишней надежды на русско-еврейский "авось". Это иногда раздражает. А все остальное вполне нормально. Если говорить о раздражении, то его у меня чаще всего вызывают именно "совки". Но ничего похожего на панику я в их среде не замечаю. Отъездные настроения больше свойственны, пожалуй, коренным израильтянам.

   Саша не осуждал никого, в том числе возвращенцев, - он понимал, как болезненно пережил репатриацию Михаил Козаков, как неприкаян был до создания Литинститута Валентин Никулин, невостребован Леонидов, - актеры и режиссеры... Не всегда спасало большого художника искусство перевоплощения.

   HIC IACET

Давно не в моде трубадуры,
И ты, увы, не поняла,
Что не Мадонной, не Лаурой,
А миром для меня была.

Когда, ушибленный Петраркой,
Хоть повторенья ни к чему,
Я сквозь оплошки и помарки
Ломился к свету твоему,

Когда боготворил, терзался
И матерно ругал судьбу-
Твой дух спокойным оставался,
Как у покойника в гробу.

Но разве стенка виновата,
Что нет у ней ушей и глаз?
Себе на горе рождена ты
В глухонемой какой-то час.

Прости - прощай! Живи. Не помни-
Не стоит помнить обо мне.

   ......................................

Я память опечатал пломбой,
Чтоб даже и в похабном сне
Ты не всплыла, как в катакомбах
Сквозь многовековую копоть
Всплывает надпись на стене.

   ...Но зато спасала - любовь: пишущая стихи Роза, сын Алексей - талантливый гитарист, а затем уж его собственная семья и две малышки, о которых Роза, смеясь, говорит:

   - У меня есть две внучки, - Мишка и Сашка!

   Книги Розы вышли в Самаре: "Строки из далека" - в 1994, "Я родом из зимы" - в 1997 году.

   У Саши книга - так пока и не вышла. - Есть мемориальная страничка

   http://www.alexeibelousov.com/alexander.htm .

   ...27 января 2004 года в Маале Адумим, всего лишь 55-летним, скончался поэт и публицист Александр Белоусов. - Человек редкой души и ума.

   Сидя все в том же цветастом кресле, успел он задать вопрос: - Розочка, который час?..

   Ответом ему была - вечность.

   Часть 3. Поэзия Розы-Шошаны.

   На перекрестке рук...

   В Маале Адумим, отделенном от Иерусалима расстоянием взгляда и размножившимися в последние годы коробочками бедуинских палаток (верблюдами, овцами, ночными шакалами, лисами), каждый день идет на работу от рожденья не самый здоровый, совершенно независимый и поразительно стойкий - поэт, логопед, вдова Саши - Шошана. За занавеской, куда она никогда не смотрит, простираются горы потрясающей красоты (шутила: - А из нашего окна Иордания видна, а из вашего окошка - даже Сирия немножко). - Природа такой вечной мощи, что сравнима разве что со Сде Бокером, Мицпе Рамоном, Арадом... Но Роза от них далека, поднимает навстречу глаза и чуть слышно твердит свои женские заклинания:

   * * *

Окоченевшим лицом
в ноги бы,
да кому?
Да и о чем просить?
Так много было дано ему,
что одному не сносить.
Так мало было ему дано,
что ничего не успеть.
Так долго мне было с ним заодно,
что теперь за двоих не спеть.
Поэту поэтова чересчур-
бездна глаз за строкой ресниц.
Не догадаться,
о чем молчу
на изгибах его страниц.
Рифмы смертью обнажены,
не слишком белы поля...
Знать бы,
что руки мои не нужны,
Что пухом ему земля.

   Ее руки нужны стихам - и близким, друзьям, памяти Саши. Только осталась малость - заставить себя осознать все это самой, - убедить, что жизнь продолжается!

   В вазе на кухне кувыркается среди водорослей золотая бойцовая рыбка, чтоб запоздало исполнить все наши желания: за крохи счастья, как оказалось, нужно сражаться.

   * * *

То ли луна еще светит в окно,
то ли фонарь еще не погасили.
Стелется утро, как полотно
Из-под ночной выстилается сини.

В приступе быта,
в пыли бытия
то ли распутница,
то ли мадонна
Время вернуться на круги своя
и репетировать -
выход из дома.

   Эти два человека прожили жизнь друг для друга и "умерли в один день", чтоб возродиться: Саше - в Розиных стихах и вопоминаниях, Шошане - в каждом маленьком знаке внимания, памяти, чьей-то сторонней заботе, которой так не доставало обоим, и за которую можно "все отдать", как проясняет и убеждает реальность.

   * * *

Бессонницы томительная муть
В пространстве между комнатой и ванной
от зеркала лица не отвернуть,
хотя заманчиво неузнаванье,
незнанье мер,
недуг,
не перелом...
Сначала, как всегда, рождалось слово.
В моем окне над письменным столом
ночная мгла раскраивалась снова
на "завтра" и "вчера".
Горела даль,
из послесловья уходила драма,
варился кофе,
и текла вода -
все потому,
что позвонила мама.

      * * *

Помяни меня -
в застолье или просто во хмелю,
даже если я не стою,
даже если тороплю.
Помяни меня устало.
След простынет, стихнет крик.
С кем придется,
с кем попало
обо мне поговори.
Помяни - помимо смерти -
хочешь - шелестом одним,
хочешь - маркой на конверте,
хочешь - лихом помяни.

   Удивительные стихи, не правда ли?.. Шошана назвала свою новую рукопись "БЕЗ ТЕБЯ". - Стихи, 2004 год. Вскарабкавшийся на бесцветно-карие, выжженные и лысые, но магнитящие вечностью горы над зеркалом с живой водой Мертвого моря, - амальгамой Маале Адумим.

  В опустевшем доме Маалеевки, как мы зовем городок, повизгивает совсем игрушечный Филька (Саша именовал - Филарет-Йоханан), потомственный породистый дворнягин (предыдущую собаку нашли на помойке, что характеризует отзывчивых, странноприимных хозяев). Саша воспитывал: у гостей не просить со стола; но Розочка, кулинар чрезвычайный, позволяла щенячью вольность... Саша Фильку обожал и выгуливал по первому требованию, так что крохотный от природы пес самоутверждался каждые полчаса, - как стенная кукушка.

   Картинка отдохновения: Саша - в кресле у телевизора; на коленях - осчастливленный жизнью Филипп.

   И вот - изменилось.

   Вместо певучего голоса, искрометных тепла и женственности, творивших добро на этом тихом оазисе, - затаенный плач Ярославны:

   * * *

Перемножим, переждем.
Воздух полнится дождем,
пахнет осенью некстати.
Мне в январском аттестате
сроки давности зачтут,
переправят "там" на "тут",
вместо "да" напишут "нет" -
доработают сюжет.
Из него придется мне
две картины на стене,
две тропинки,
Новый год,
новый страх на старый счет,
новый призвук к скрипу двери...
Три старинные поверья
облаком, из ничего,
мимо дома моего,
мимо дыма и огня
пронесутся сквозь меня,
три старинные печали
не с конца и не с начала
чередой - одна к одной...
Мусор,
вздор, двойное дно,
онемевшее кино,
на изломе бытия
незнакомая мне -
Я.

Все главное, видимо, сказано. - Вечная память!

...Затянулась минута молчания:

   * * *

Похоронила,
как охранила,
как сберегла.
Посторонилась,
как схоронилась.
Холод и мгла.
День поперек,
через порог.
Не уберег,
не остерег.
Ночь ворожила,
дом сторожила,
сны ворошила,
слезы сушила,
суд свой вершила-
кому чару пить,
кому живу быть,
кому в горе выть.

     * * *

Слово за слово -
За слезой слеза.
Всякий путь - тупик,
всякий дом - вокзал.
Страшен сон в руку -
всякий день в муку,
всякий спор в ссору.
всякий шаг в гору.
Ни времен, ни мест.
Всякий куст - крест,
всякий стук - страх,
всякий сбой - крах
без тебя.

  СТИХИ ОБ ОСЕНИ

Лето
не то, чтобы жечь перестало,
просто устало.
Ластятся листья к иссохшей земле -
дело к зиме.
Дни суетливей
и тягостней ночи,
память больнее,
дороги короче.
Над многоточьем непрожитых дней,
от неизбежности окаменев,
возле меня и со мной заодно
Мертвое дерево смотрит в окно.

     * * *

Чужого века долгое число,
иссушенного моря берег странный.
И время не зализывало раны,
а просто шло.
Шло время, равнодушное ко мне,
шло без печали и без вдохновенья.
И кто-то справедливый в стороне
различные записывал мгновенья,
потом внезапно посредине дня
двойной чертой
перечеркнул меня.

   * * *

За этой ли, за той чертой
мой дом останется пустой,
молчанье чванное мое,
и залежалое вранье,
и стыд, и срам, и тарарам -
несется эхо по горам.
Где?
В этой жизни или в той
заплатим кровью за постой,
за дом пустой?

   - - - - - - - -

   Основные материалы об А.Белоусове:

   Мемориальная страничка  http://www.languages-study.com/yiddish/belousov.html

   Лазарь Любарский, "ШАБЕС-ГОЙ ИДИША", "Новости недели", март 2004 года

   Шломо Громан, "Новости недели", 29 января 2004 года

   Интервью Александра Белоусова Александру Броду для сайта sem40.

   Е.Аксельрод, переводы стихотворений, написанных на идиш А.Белоусовым.